Пространство-время для прыгуна
Шрифт:
Он забился в самый темный угол комнаты, с трудом сдерживая рычание.
Сестренка подошла к кроватке, обошла ее, не давая в то же время своей тени упасть на Малыша. Некоторое время она пожирала его взглядом, а потом стала легонько царапать его по щеке длинной шляпной булавкой. Малыш проснулся и увидел ее. И не заплакал. Сестренка продолжала царапать щеку, прочерчивая все более глубокие бороздки… И вели эти бороздки в одну сторону — к глазам Малыша. Луна сверкала
Липучка понял, что столкнулся с кошмаром, который не ограничится просто игрой или даже уколом и ревом. Только великая магия могла побороть эти жуткие проявления сверхъестественного зла. И не было времени думать о последствиях, не имело значения, как эти страшные впечатления могут запечатлеться в его грубо разбуженном в момент метаморфозы сознании. Он бесшумно вспрыгнул на кроватку с другой стороны и уставил взгляд своих светящихся золотых глаз в глаза Сестренки. Потом он двинулся вперед, прямо в ее злобное лицо, ступая медленно, плавно, пользуясь своим необычайным знанием свойств пространства, чтобы проходить сквозь ее руки каждый раз, когда она пыталась уколоть его булавкой. Кончик его носа находился уже в доле сантиметра от ее лица, глаза его больше не светились, а она все не могла отвести от них взгляда…
И тогда он без колебаний бросил в нее, как пылающую стрелу, свой дух и привел в действие Зеркальную Магию.
Освещенное лунным светом, кошачье, вселяющее ужас лицо было, наверное, последним, что увидел в своей жизни Липучка, настоящий Липучка-котенок. В следующее мгновение он пал в объятия отвратительного черного слепого облака, которое было сестренкиным духом, вытесняя его своим. И в этот момент он услышал вопль девочки, очень громкий и еще более отчаянный: "Мама!"
Этот крик мог бы поднять Кису-Иди-Сюда даже из могилы, тем более пробудить ото сна (пусть и отягощенного алкоголем). Через несколько секунд она была уже в спальне малыша, следом прибежал Старая Конина. Киса-Иди-Сюда схватила Сестренку на руки, и девочка снова и снова произносила это удивительное слово "мама", а потом чудесным образом сопроводила его просьбой — в этом не было никаких сомнений, Старая Конина тоже слышал! — "Обними меня!"
Потом Малыш, наконец, заплакал. Царапины на его щеке привлекли к себе внимание, и Липучка — они решили, что это его работа! — под возмущенные крики ужасающейся Кисы-Иди-Сюда был водворен в чулан.
Котенок не возражал. Никакой чулан не был даже и на десятую долю так темен, как сестренкин дух, окутавший его навсегда, закрывший все ящички памяти, сорвавший ярлыки со всех папок, уничтожив даже воспоминания о первом отведанном
Последней догадкой Липучки, мелькнувшей в его мозгу до того, как звериная чернота поглотила его окончательно, была печальная мысль о том, что дух, увы, не тождествен сознанию, и что один можно утратить или пожертвовать, но остаться обремененным вторым.
Старая Конина, увидев в кроватке булавку (и быстро спрятав ее от Кисы-Иди-Сюда), понял, что дело обстояло вовсе не так, как это показалось сначала, и что Липучку не стоило делать козлом отпущения.
Он был настолько в этом уверен, что сам приносил в чулан мисочку с едой все время, пока котенок отбывал там наказание. Это было утешением для Липучки, хотя и небольшим. Липучка сказал себе в своей новой, темной и невнятной манере, что, в конце концов, лучшие друзья котов — это их люди.
С этой ночи Сестренка уже не останавливалась в своем развитии. В течение двух месяцев она сделала трехлетний скачок в навыках речи. Она стала замечательно яркой, проворной, высокой духом маленькой девочкой. Она никогда никому этого не рассказывала, но первыми ее воспоминаниями были залитая лунным светом спальня и магический взгляд котенка. Все, что было до того, потонуло в чернильной тьме.
Она всегда заботливо и ласково относилась к Липучке. И никогда ни с кем не играла в гляделки.
Через неделю-другую Киса-Иди-Сюда сменила гнев на милость, и Липучка снова смог бегать по дому. Но бегать, в общем, было уже незачем. С ним произошла та самая трансформация, о которой предупреждал Старая Конина. Он стал взрослым. Но вовсе не угрюмым дяденькой-котом или невежей и бандитом. Это был кот с чрезвычайно сильно развитым чувством собственного достоинства. Взрослый Липучка походил на старого пирата, размышляющего на досуге о сокровищах, которых ему уже не добыть, о приключениях, которым уже не суждено произойти. И если бы вы только взглянули в его желтые спокойные глаза, вы бы поняли, что им накоплен вполне достаточный материал для книги "Молча глядя на жизнь". По меньшей мере, на три или четыре тома. Хотя он никогда и не напишет их.
И вполне естественным образом вы пришли бы к той же мысли, к которой давно уже пришел и с которой смирился Липучка. К мысли о том, что, как это ни горько, но ему судьбой уготована участь быть единственным в мире котенком, который так и не стал человеком.
Перевод с английского Александра Левина