Простреленный паспорт. Триптих С.Н.П., или история одного самоубийства

Влодавец Леонид Игоревич

НОВЫЙ ЧЕЛОВЕК

Вторник, 24.10.1989 г.

Утро пришло какое-то неожиданное. Во-первых, началась зима. То есть, конечно, на календаре еще числилась осень, но выпал снег. Небольшой такой, тоненький, но снег. К обеду он, скорее всего, должен был стаять, но пока лежал. От этого было светлее и за окном, и на душе. Во-вторых, Серега впервые за несколько дней нормально выспался. Это было тем более странно, потому что его ночные приключения и переживания к тому не располагали. Другой бы не спал всю ночь, прислушивался, боялся, а Серега, едва спрятав пистолеты в деревянную статую, заснул сном праведника.

Его не мучили кошмары, не посещали призраки. Он не опасался, что придут и арестуют. Его не терзали сомнения, правильно или неправильно он поступил, то сделал или не то. Все, что могло мешать его сну, уже было пережито вчера. Он отмучился, отбоялся, отсомневался вчера. Вчера он, в сущности, покончил с собой. Утро пробудило какого-то нового, пусть и по-прежнему выглядящего человека. Этому новому Сереге отчего-то казалось, что он живет нормальной жизнью и ничего, в сущности, не произошло. В памяти запечатлелась такая-то картина из гангстерского фильма с перестрелкой, трупами и кровью, но происходило ли это с ним наяву, видел ли он это во сне, в кино или по телевизору — Серега не помнил. Может быть, не хотел помнить, но это не важно.

Начал день он тоже необычно. Надел тренировочный костюм, видавшие виды кроссовки и выбежал на улицу — делать зарядку. Вышло так естественно, что если бы кто-то из соседей недавно жил на улице, то подумал бы — вот человек, регулярно следящий за своим здоровьем, непьющий и некурящий. Первые сто метров Серега пробежал почти по-спринтерски. Затем понемногу сбавил темп и затрусил мелкой трусцой по чистенькому тонкому снежку. Пробежал улицу, свернул на пустырь, к реке. На другой стороне ее, припорошенный все тем же снежком, стоял лес, попрозрачневший за осень, немного мрачноватый. Там где-то то место. Говорят, убийц тянет на место преступления. Серегу не тянуло. На мотоцикле он домчался за полчаса, петляя по колдобистым тропам и просекам, а бегом туда — верных часа четыре, даже больше. Во всяком случае, трусцой. Нет, он, конечно, добежал до речки и пробежался по мосткам. Речка была затянута тонким полупрозрачным льдом, под которым лениво текла мрачноватая черная вода. Поди, рассмотри в ней мотоцикл. На противоположном берегу Серега побегал, по-разминался. Выполнил так называемый армейский комплекс на шестнадцать счетов, въевшийся в мышечную память еще со времен службы. Потом снова побежал по вчерашним местам к заборчику своего огорода и, раскрасневшись, вбежал в дом, свежий и веселый. По дороге он несколько раз здоровался со знакомыми, а потом, когда шел с ведрами к колонке, встретился и с бабкой Кузьминишной.

— Здорово, Сережа! — приветствовала бабка.

— Здравствуйте, Дарья Кузьминишна! — Серега радостно улыбнулся, будто его подарили рублем.

— Физкультурой занялся? — спросила Кузьминишна. — Хорошо. Пить-то бросишь?

— Не знаю. Может быть.

— Ты, говорят, большим человеком стал? Вон уж, на машине на работу возят, и. с работы подвозят. Спать рано ложишься, а вставать раньше-стал. Молодец… Думаю, уж и не поздоровкаешься со старой…

— Здравия желаем! Который тут с краешку? — Сзади с ведрами подошел Иван Палыч.

— Я, наверное, — ответил Серега.

— Да проходи без очереди, Ваня, — расщедрилась

Кузьминишна, у которой уже набралось второе ведро. — Он помоложе, спортсмен, подождет немного.

— Нет, — гордо сказал участковый, — привилегии отменены. Не культ! Подожду, спешить некуда. Тут к нам ночью целая экспедиция из областного управления наехала, да еще и из Москвы, говорят, будут. Про меня и не вспомнят.

— Проверяют? — Серега даже удивился, как равнодушно он задал этот вопрос.

— Чего там проверять, — вздохнул участковый. — На шоссе ночью целая пальба была. Убитых шестеро, вот как…

— Ой, батюшки! — взвизгнула бабка. — Убише-то кто, нашенские?

— Да не японцы, конечно, — хмыкнул Иван Палыч. — Кооператоров постреляли, художников. И наших местных троих: Мишку Сорокина, Вальку Горбунова, да еще Антошку Хмырева. В смысле Епишкина Антона…

— Господи, пресвятая Богородица! — перекрестилась Кузьминишна. — Да как же это? Мать-то, Верку, я сегодня видела. Она уж поутру пьяная. А Танька в ночную ушла с мужем.

— А сам Хмырь, старшой, где? — поинтересовался Иван Палыч, подставляя ведро под кран.

— Вчера пьяный ушел, — сообщила бабка доверительно, — а куда — черт знает… А с утра мата не слыхать, значит, не пришел еще.

— Я-то думаю, чегой-то завклубом сюда прибегал ни свет ни заря, — припомнила старуха. — Стучит и орет: «Кузьминишна, а Сергей Николаевич разве дома?»· Я говорю, вроде нет, зарядку делает, от инфаркту бегает. «Он разве вчера в Москву не уезжал?» — «Нет, — говорю, — его до дома подвезли, он вылез да и все. Они подождали, а потом вроде без него уехали». — «Ох, ну слава Богу!» И пошел…

— Да? — произнес как-то странно участковый, забирая ведра. — Чего же это он-то беспокоился? Интересно…

— Сообщили, наверное, — предположил Серега. — Кооператоры ведь к нему приезжали. Я-то ведь и правда вчера хотел в Москву с ними ехать!

— Ну, значит, Бог спас! — воскликнула бабка. — Поди Николе-угоднику свечку поставь! 

— А чего же не поехали? — спросил участковый.

Да брюки захотел погладить, — Серега врал экспромтом, но ничуть не напрягаясь, вроде бы рассказывая то, что было на самом деле, — разложил, а утюг прямо на брюки поставил. Напряжение-то маленькое, думал, пока греться будет, я чемодан соберу… Вот и собрал — смотрю, дым валит. А джинсы-то у меня, сами знаете… Только на работу, да и то не каждый день.

— Новые покупать надо, — сочувственно вздохнул Иван Палыч. — Ну да ничего, вам, говорят, за картины большие деньги пошли, купите еще… Когда за картины — это я понимаю — искусство, а тут какая-то сволочь шесть человек постреляла, чтобы тыщи просто так добыть…

У Серега это должно было вызвать удивление, на сей раз искреннее, однако не вызвало. А чему удивляться? Раз кооператоров убили, значит, для того чтобы ограбить. Правда, Серега денег не брал… Интересно, кто? Это, значит, кто-то прибежал туда, на место перестрелки, уже после Сереги, но раньше милиции… Он, этот кто-то, мог видеть или хотя бы слышать, как Серега уезжает на мотоцикле. Если его найдут, то могут найти и Серегу…

Но страха не было, даже волнения какого-то. Совершенно!

Поставив воду на кухне, он надел свои тертые-перетертые джинсы, зимние ботинки и серое видавшее виды пальто. Надо было показаться на работе.

В клубе было как-то непривычно тихо. «Беретов» с утра и всегда было мало, но уборщики-дневальные, обычно громко перекликавшиеся на этажах, сегодня лишь сосредоточенно занимались своим делом. Виталий Петрович, обычно хохотавший и рассказывавший анекдоты, тоже где-то прятался. Серега зашел в кабинет Ивана Федоровича.

— Присаживайтесь, — кивнул тот с мрачной миной на лице. — В курсе дела?

— Утром участковый сообщил.

— Все очень неприятно получается. Очень неприятно… — сказал завклубом. — Шесть убитых. Один из них — наш Миша. Бывший ваш ученик, кружковец.

— Милиция что-нибудь рассказывает?

— Милиция прежде всего спрашивает. Спрашивает и всех подозревает. Меня, вас, Мишу, вашего друга Владика… Покойного.

— Он убит? — спросил Серега так, будто ничего не знал. Он не играл, он уже стал тем человеком, которого вчера не было ни в «Москвиче», ни на шоссе.