Простые смертные
Шрифт:
Прямо на него смотрел мужчина, висевший на стене.
Нет, не так: на стене висел портрет мужчины во весь рост, и этот мужчина смотрел на Снейпа суровым тяжелым взглядом. Руки мужчины были сложены на груди, одет он был в темный балахон, и на портрете было написано: Северус Снейп.
Снейп вздрогнул. Его посетила удивительная мысль: он не знал, как выглядит сам, если не считать, конечно, перевязанных рук и того, что он голый. И от этой мысли он вдруг истерически засмеялся, все громче и громче, до тех пор, пока уже не смог удержаться на ногах и сполз на пол, корчась в судорогах и стуча ногами. Ему уже стало нехорошо, не хватало воздуха и заболел живот, а истерика все не проходила.
Наконец он всхлипнул и замер, потом поднялся, поглядывая на своего сурового тезку.
Снейп-живой все еще пытался отдышаться, а Снейп-нарисованный смотрел на него с превосходством, словно бы знал что-то, что остальным было неведомо. Снейп во плоти погрозил ему кулаком.
В этой комнате были задернуты шторы, а сумерки уже опускались, но все равно света было достаточно, чтобы рассмотреть в деталях все, что заботливо собрала Энни.
Котлы, очень много котлов, все разные, из разных металлов. Был даже стеклянный, стоял на отдельной, особо почетной подставке, и в нем плавало что-то странное и, кажется, уже неживое. Рядом со стеклянным котлом сидела белая сова размером дюймов двадцать пять, и выглядела она весьма нетрезвой, словно из этого котла что-то вдоволь употребила. Косенькие совиные глаза были пьяно прикрыты, мягкий клюв свернут набок.
На стойке рядом громоздилась целая куча одежды, вся, насколько Снейп мог рассмотреть, одинакового цвета: зеленая с серым. Он удивился такому странному выбору и отметил, что на Энни никогда ничего из этой одежды не видел. Он подошел, пошевелил тряпки рукой — шарфы, перчатки, галстуки, рубашки… балахоны, как те, что были на Энни. На пол шлепнулся какой-то значок, Снейп не стал его поднимать, только пнул ногой с глаз долой.
«Она этим торгует?» — удивленно подумал он.
Чашки, ручки, карандаши… значки, все разные. Шарик с крылышками — похоже, что золотой. Красивый золотистый кулон с маленькими песочными часами. Серебристый кубок. Красный камень под стеклянным колпаком. Снейп вгляделся: «Волшебный камень» — и хмыкнул.
Но самым главным было не это — палочки. Они не были нагромождены без разбора так, как в его комнате, они аккуратно лежали в красивых коробках, каждая отдельно, и, когда Снейп подошел, на ближней коробочке с замирающим сердцем прочитал: «Палочка Северуса Снейпа».
Он поверил. И сделал то, на что считал себя неспособным: с первого раза, довольно ловко, открыл коробку забинтованными руками, невзирая на саднящий отрезанный палец — он его все еще чувствовал! Вынул палочку и сунул ее в рот, подумав, взял коробку из нижнего ряда, вытащил палочку оттуда, положил ее в коробку из-под палочки «Снейпа», снова расставил все коробки, как было… и только тогда осмелился перевести дух и вспомнить, что нужен ему был телефон.
Снейп в последний раз бросил взгляд на своего тезку и с палочкой в зубах бросился к выходу, потянул дверь на себя, покрываясь холодным потом в страхе, что она не закроется, но ему повезло в очередной раз.
Снейп подумал еще, снова открыл дверь, вытащил, стараясь оставить как можно меньше следов, один из балахонов, закрыл комнату и бросился с балахоном на кухню. Там он открыл дверцу каморки, в которой прятала его Энни, и сунул туда балахон и палочку.
Теперь, даже если он не найдет телефон, он был готов к побегу.
Снейп посмотрел в окно: вечер неумолимо наступал, Энни не было.
Ему слишком везло, и поэтому ему стало страшно. Лучшим выходом было бы вернуться в комнату, дождаться темноты, и тогда, если Энни не явится, убежать туда, где в темном небе будет отражаться свет. Если ему не станет хуже, если не придется сопротивляться Энни, если, если, если…
Если он не найдет телефон. Если он не струсит.
И в этот момент словно что-то щелкнуло в его голове.
«Трус! Трус!»
Он едва увернулся от брошенной в него книги.
«Трус! Скотина, дрянь!»
В него полетело еще что-то тяжелое и больно ударило по плечу.
«Трус! Как я могла полюбить такое ничтожество!»
Он стоял и не понимал, в чем проблема. Да, он, наверное, виноват перед этой худой и растрепанной, заплаканной женщиной. Но если разобраться, его вина ничуть не больше, чем ее. Прелюбодеяние и предохранение от нежелательной беременности — забота и женщины, и мужчины. Сейчас он должен был повторить, что — нет, он не будет разводиться с женой, пусть он не жил с ней уже больше года. Он любит ее и надеется, что все-таки сможет спасти свою семью. А секс — а что секс? Это просто удовольствие для обоих, не так ли?
«Я не трус», — возразил он и тут же получил очередной удар. Эта женщина, его любовница, кидалась довольно метко.
Он плохо помнил, что было потом. Помнил, что выскочил из этого дома под непрекращающийся крик, что какая-то пожилая леди проводила его неодобрительным взглядом, качая головой, что он долго брел — куда? К себе домой? Что потом оказался в каком-то лесу, пережидая дождь, и там уже, весь промокший, долго смотрел на старую бесхозную телегу, давно поросшую травой, на бревно, почему-то лежавшее в этой телеге, и на веревку…
Веревка.
Он уже в самый последний момент осознал какую-то неправильность своих действий, в тот самый момент, когда вытолкнул опору из-под ног, и его затянула сначала петля, а потом — падение в неизвестность и темнота.
А потом была Энни. А еще потом — он очнулся в этом проклятом доме.
Это было все, что он вспомнил, но этого было достаточно. Значит, он, Северус Снейп, или кто-то еще, что не так уж и важно, был действительно трусом… Настолько, что сам привел себя в западню.
Он и был ни на что не способным ничтожеством. Слабым, лепечущим оправдания, годным только на то, чтобы из гнилой веревки сделать подобие петли, и разве мог он тогда предполагать, что его жизнь, которую он, наверное, тогда считал сущим кошмаром, покажет ему, что такое подлинный кошмар?
А быть может, это и есть тот самый ад, который обещан всем самоубийцам? И он уже умер и обречен на вечные муки?..
Он мог проверить это только одним способом: позвонить. И Снейп, отбросив все сомнения и страхи, насколько мог и насколько хватало сил, бросился искать телефон.