Простым ударом шила
Шрифт:
— Две вещи, — без колебаний ответил Иделман. — Первое. Насколько мне известно, репетиции, о которых вы говорите, были именно репетициями и ничем более. У меня и мысли не было, что эта игра может воплотиться в жизнь. Да и в поведении других участников я никогда не замечал ничего, что указывало бы на наличие злостных намерений. Второе мое соображение состоит в следующем. Все эти совпадения являются естественными. В конце концов, мы с максимальной долей реализма продумывали возможность совершения преступления. Для такой возможности требовалась изоляция в критический момент мисс Дэнвил, которой мы предназначили роль убийцы. Любой, кто планировал
— Это интересное соображение… — начал было Моллет, но Иделман не дал себя перебить.
— Кроме того, — продолжил он, — не обязательно даже предполагать, что два человека думали одинаково. Мы не делали секрета из своей затеи. А поскольку Вуд постоянно все записывал и повсюду оставлял свои записи, любой работающий в его департаменте мог на них наткнуться. Я сам как-то обнаружил такой листок в одной из его папок. Но я, кажется, вас перебил. Простите, вы хотели что-то сказать.
— Ваше последнее замечание лишь подтвердило то, что я хотел сказать, и это свидетельство тому, что вы человек незаурядного ума.
Иделман слегка поклонился, выражая вежливое согласие.
— А поскольку это так, — продолжил инспектор, — было бы честнее, если бы и вы со мной обращались как с человеком разумным.
— Надеюсь, я так и поступаю, инспектор.
— Я не поверю в то, что вы поступаете именно так, до тех пор пока вы мне не объясните, какую роль вы играли в затее, которая на первый взгляд представляется абсолютно дурацкой тратой времени. Признаться, ваше поведение кажется совершенно иррациональным. Я еще могу понять такую женщину, как миссис Хопкинсон, которая готова делать что угодно ради, как она выражается, розыгрыша, хотя даже ей эта игра, похоже, наскучила задолго до ее окончания. У мистера Вуда как у писателя мог быть свой профессиональный интерес. Но что, скажите на милость, находили вы в этой глупой игре? Если не считать наблюдений над весьма жестоким экспериментом, жертвой которого была мисс Дэнвил, какой интерес мог быть у вас?
Минуту-другую Иделман молчал. Казалось, он размышляет, и улыбка, озарявшая его лицо, позволяла предположить, что его размышления забавны.
— Да, видимо, мне следует объясниться начистоту, — пробормотал он наконец, потом решительно сказал: — Известно ли вам, что, когда вы попросили меня встретиться с вами, я понятия не имел, что речь пойдет о мисс Дэнвил?
— Не имели?
— Не имел. Я думал, вы разгадали, зачем меня занесло в этот фокус-покус с «сюжетом».
Последние слова он произнес с явным удовольствием.
— Все началось, для меня во всяком случае, когда я увидел дело Бленкинсопа, — продолжал он. — И пока мы не ушли от этого предмета, инспектор, позвольте мне со всем уважением поздравить вас с той мастерской работой, которая в нем отражена. Ваш второй доклад кажется мне особенно блестящим.
— Значит, это вы похитили мой доклад?
— Да, боюсь, я и был тем самым «тайным врагом». Надеюсь, я не слишком расстроил ваши планы. До меня дошли слухи, что управляющий весьма озабочен этим делом. В прошлом я никогда не замечал, чтобы отсрочка на день или чуть больше в передаче документа из одного департамента в другой вызывала какую-либо тревогу или вообще была кем-то замечена.
— Следует ли из этого, что вы, мистер Иделман, использовали репетиции «сюжета» в качестве прикрытия для похищения доклада?
— Не совсем так. Правильнее было бы сказать,
— Я не совсем понимаю.
Иделман посмотрел на него удивленно и даже несколько обиженно.
— Неужели, инспектор, — сказал он, — вы до сих пор не догадались, что канал утечки информации, который вас так беспокоил, не кто иной, как наш друг-романист Вуд? Впрочем, я забываю, что имел преимущество перед вами в этом расследовании: я дольше проработал здесь, и мне посчастливилось стать конфидентом Вуда в работе над «сюжетом».
— Если вам это стало известно, — возмутился Моллет, — то почему вы не сообщили о том, что происходит?
— Не счел своим долгом. Своим первейшим долгом я считаю долг перед моей фирмой, в которую мечтаю вернуться сразу же, как только закончится эта проклятая война. Не поймите меня неверно. Я не злоупотребил служебным положением, чтобы помочь своей фирме в ущерб государству. Настолько мне совести хватает. К тому же я не мог не понимать, что в дальнейшем это имело бы для меня плачевные последствия. Но я не видел причины, почему бы отчасти не использовать рабочее время для того, чтобы приглядеть за деятельностью наших конкурентов, самым опасным из которых является Вуд. Как я уже сказал, именно дело Бленкинсопа впервые открыло мне глаза на то, что происходит, и я решил держать руку на пульсе. Меня мало заботили моральный облик Вуда и его преступления, потому что был уверен: долго ему это не может сходить с рук. Но я увидел возможность поглубже заглянуть в его фирму и изучить методы ее работы, вот почему и сблизился с ним.
— Значит, именно это стояло за видимостью «сюжета»?
— «Сюжет» был исключительно подходящей для моих целей затеей. Поначалу это была игра, призванная скоротать зимние вечера. Я был сыт по горло тем бриджем, которым развлекаются в «Фернли». Что касается мисс Кларк и миссис Хопкинсон, то для них «сюжет» так и остался игрой, однако Вуд очень скоро увидел в нем отличное прикрытие для своей гнусной деятельности. Одновременно с этим он действительно заинтересовался «сюжетом» как основой для будущего романа. Видите ли, в нем живут два человека: бесчестный мелкий бизнесмен и второсортный, однако серьезно относящийся к своему сочинительству литератор. Весьма занятный объект для психологического изучения. Пожалуй, не менее занятный, чем мисс Дэнвил. Наблюдение за ее невротическими реакциями на происходящее представляло для меня дополнительный интерес. Я был очень разочарован, когда эксперимент оборвался столь внезапным образом. Но Вуд всегда оставался моим главным объектом. Было очень забавно наблюдать, как он меня обманывает, и водить его за нос.
— С вашей точки зрения, Вуд один участвовал в этом деле? — спросил Моллет.
— Нет. Вы совершенно справедливо отметили в своем докладе, что у него должен быть помощник. Его сообщницей являлось существо с фарфоровым личиком из машинописного бюро, которое большую часть свободного времени проводит в разных барах с юнцом Рикаби. Вуд платил ей — весьма скудно, должен заметить — за то, чтобы она делала лишние копии тех бумаг, которые могли представлять для него интерес. Но она играла ничтожную роль.