Просвечивающие предметы (сборник)
Шрифт:
Внезапно Клэр опустила чайник на стол со словами:
– Раз мой платок решил с ним ехать, надо мне, я думаю, этот намек принять на свой счет.
– Что за глупости, – сказал мистер Шелдон.
– Почему нет? – отозвалась она.
– Если речь о том, чтобы поспеть на этот поезд… – начала мисс Прэтт.
– Почему нет, – повторила Клэр. – У меня еще сорок минут. Забегу к себе, что-нибудь захвачу, и на таксомоторе…
Она так и сделала. Что произошло на вокзале Виктории, никому не известно, но примерно через час она позвонила Шелдону, который уже вернулся домой, и
Через несколько дней он ей написал, что место ему нравится и чувствует он себя отлично. Потом наступило молчание, и лишь в ответ на обеспокоенную телеграмму Клэр пришла открытка с известием, что он решил сократить пребывание в Блауберге и на обратном пути задержится на неделю в Париже.
К концу упомянутой недели он мне позвонил, и мы ужинали в русском ресторане. Шел 1929 год, а в последний раз мы виделись в 1924-м. Выглядел он больным и измученным и был так бледен, что казался небритым, хотя только что побывал у парикмахера. Пониже затылка у него был фурункул, заклеенный розовым пластырем.
Он порасспросил меня немного о моей жизни, и вскоре мы оба почувствовали, что разговора не получается. Я осведомился, что сталось со славной девушкой, с которой он был в прошлый раз. «Девушкой? – переспросил он. – А, Клэр. С ней все в порядке. Мы вроде как бы женаты».
– Выглядишь ты неважно, – сказал я.
– Неважно так неважно. Пельмени есть будешь?
– Ты еще помнишь, что это такое?
– А почему бы мне не помнить? – сухо отозвался он.
Несколько минут мы ели в молчании. Принесли кофе.
– Как, ты сказал, называется это место? Блауберг?
– Блауберг.
– Там неплохо?
– Смотря, что считать «неплохо», – ответил он, напряжением мышц подавляя зевоту. – Извини, – добавил он, – постараюсь отоспаться в поезде.
Он вдруг отодвинул мою манжету, чтобы взглянуть на часы.
– Половина девятого, – сказал я.
– Мне надо телефонировать, – пробормотал он и с салфеткой в руке зашагал через зал. Когда он минут через пять вернулся, салфетка наполовину свисала у него из кармана пиджака. Я извлек ее.
– Послушай, – он сказал, – мне ужасно жаль, но я должен идти. Совсем забыл, что у меня встреча.
«Меня всегда огорчало, – пишет Себастьян Найт в „Столе находок“, – что в ресторане люди не обращают внимания на живые мистерии, разыгрываемые теми, кто подает им еду, принимает у них пальто и распахивает перед ними двери. Как-то раз я напомнил одному коммерсанту, с которым мы завтракали несколькими неделями раньше, что у женщины, подавшей нам шляпы, была вата в ушах. Это его озадачило, он сказал, что никакой женщины не приметил… Человек, которому некогда разглядеть в спешке, что у шофера такси заячья губа, по мне, страдает одержимостью. Мне начинает казаться, что я окружен
Мы вышли из ресторана и направились к стоянке таксомоторов. Старик со слезящимися глазами, раздававший какие-то печатные объявления, лизнув палец, протянул один такой листок не то Себастьяну, не то мне, не то нам обоим. Ни он, ни я этому призыву не вняли – два угрюмых мечтателя прошли мимо, не повернув головы.
– Ну, до свидания, – сказал я Себастьяну, подзывавшему мотор.
– Приезжай ко мне в Лондон как-нибудь, – сказал он и обернулся. – Подожди-ка, – добавил он, – так не годится. Я убогого обидел. – Он вернулся, держа в руке афишку, которую внимательно проглядел, прежде чем выбросить.
– Тебя подвезти? – спросил он.
Мне показалось, что ему до смерти надо от меня избавиться. «Нет, спасибо», – ответил я. Адреса я не расслышал – помню только, что он приказал шоферу ехать быстрее.
Когда он вернулся в Лондон… Увы, нить повествования рвется – я вынужден просить других людей связать ее концы.
Сразу ли Клэр поняла, что что-то случилось? Сразу ли она заподозрила, что именно? Стоит ли гадать, что она сказала Себастьяну, и что сказал он, и что она ему на это ответила? Думаю, не стоит… Шелдону, когда он их видел вскоре после приезда Себастьяна, показалось, что держится он как-то странно. Но такое бывало и раньше.
– В конце концов это стало меня тревожить, – рассказывал Шелдон. Однажды он спросил Клэр с глазу на глаз, все ли с Себастьяном благополучно.
– С Себастьяном? – переспросила Клэр с какой-то ужасной заторможенной улыбкой. – Себастьян спятил. Совсем спятил, – повторила она, расширив блеклые глаза, и добавила тихо: – Он перестал со мной разговаривать.
Тогда Шелдон повидал Себастьяна и спросил его, что случилось.
– А вас это касается? – осведомился тот с неприятной холодностью.
– Я симпатизирую Клэр, – сказал Шелдон, – и хочу знать, почему она бродит как потерянная душа. (Она являлась к Себастьяну каждый день и усаживалась в каком-нибудь малоподходящем углу, где прежде никогда не сидела. Иногда она приносила ему сластей, иногда – галстук. Сласти оставались нетронутыми, галстук безжизненно повисал на спинке стула. Казалось, она проходит сквозь Себастьяна, как привидение. Потом она исчезала так же молча, как появлялась.)
– Так что же? – сказал Шелдон. – Покончим с этим, старина. Что вы с ней сделали?
Глава двенадцатая
Шелдон так от него ничего и не узнал – то немногое, что удалось выяснить, было добыто у самой Клэр. По возвращении в Лондон Себастьян стал получать от дамы, с которой познакомился в Блауберге, письма, написанные по-русски. Оба стояли в одной и той же гостинице. Ничего, кроме этого, не было известно.
Спустя полтора месяца, в сентябре 1929 года, Себастьян снова уехал из Англии и отсутствовал до января. Где он был – неведомо. Шелдон предположил, что, скорее всего, в Италии – «все любовники туда едут». Особенно он на этом не настаивал.