Просвечивающие предметы (сборник)
Шрифт:
– Имя не английский, нет! – вскричал он, ударяя себя по колену. – Русский! Гаврит парусски! Я еще слова знаю… стойте! Да… Ку-кол-ка! – это маленький кукла.
Он помолчал. Я так и этак вертел в голове мысль, которую он мне подал. Не обратиться ли в агентство частного сыска? А не мог бы сам этот человек мне помочь?
– Риба! – вскричал он. – Тоже знаем. Это ведь рыба, так? и… Да. Брат, мили брат.
– Я подумал, – сказал я, – что, быть может, если я вам расскажу о своем трудном положении…
– Вот и все, – сказал он, вздыхая. –
– Вы, может быть, смогли бы… – начал я.
– Все что хотите, – сказал он, – ремни, кошельки, записные книжки, идеи…
– Идеи, – подхватил я. – Понимаете, я пытаюсь кое-кого разыскать… одну русскую даму, я ее никогда не видел и даже имени ее не знаю. Все, что я знаю, – что она некоторое время жила в одном отеле в Блауберге.
– О, хороший место, отличный, – сказал господин Зильберман, вытягивая губы гузкой в знак нешуточного одобрения. – Вода хороший, прогулки, казино. Хотель, чтоб я что сделаль?
– Я бы прежде хотел узнать, что делают в таких случаях.
– Лучше оставлять ее в покое, – сказал, не задумываясь, господин Зильберман. Он вытянул шею, и его кустистые брови зашевелились. – Забыть ее, бросить из головы. Опасно есть, польза нет. – Он стряхнул что-то с моего колена, кивнул и откинулся на диванчике.
– Речь не о том, – сказал я. – Вопрос не «зачем», а «как».
– На всякий «как» свой «зачем», – сказал господин Зильберман. – Ви видеть… видель ее бильд, то есть фото, а теперь сами хотеть найти она сама. Это не любовь. Да! Пустой дело!
– Да нет же, – вскричал я, – все совсем не так. Я понятия не имею, какая она собой. Видите ли, ее любил мой покойный брат, и я хочу, чтобы она мне о нем рассказала. Все очень просто.
– Печально, – сказал господин Зильберман и покачал головой.
– Я хочу написать о нем книгу, – продолжал я, – меня интересует каждая черточка его жизни.
– Какой болезнь? – резким голосом спросил господин Зильберман.
– Сердце, – отвечал я.
– Сердце – скверно. Много-много предупреждений, потом несколько генеральный… генеральных…
– Генеральных репетиций смерти. Это точно.
– Да. А лет сколько?
– Тридцать шесть. Он писал книги, печатался под фамилией матери. Найт. Себастьян Найт.
– Вот сюда запишите, – сказал господин Зильберман, протягивая мне новенькую, необыкновенно славную записную книжку с прелестным серебряным карандашиком внутри. Раздалась маленькая пулеметная очередь, он аккуратно вырвал страничку, положил ее в карман и снова протянул книжечку мне.
– Нравится, нет? – спросил он с озабоченной улыбкой. – Позволить маленький подарок.
– Право же, – начал я, – это так с вашей стороны…
– Пустяк, пустяк, – сказал он, помахивая рукой. – Ну, так что ви хотель?
– Мне нужен, – отвечал я, – полный список гостей отеля «Бомон» за июнь двадцать девятого. И кое-какие о них сведения, по крайней мере о дамах. Нужны адреса. Я хочу быть уверен, что какая-нибудь русская дама не укрылась за европейской фамилией. Потом я выберу самую вероятную или вероятных, и…
– И пробоваль до них добраться, – сказал, кивая, господин Зильберман. – Хорошо! Отлично! Все гости у меня тут (он показал на свою ладонь), очень просто. Прошу ваш адрес.
Он вытащил другую записную книжку, на этот раз весьма потрепанную, с исчирканными страницами, которые вываливались из нее, словно осенние листья. Я добавил, что не тронусь из Страсбурга, пока мы с ним не встретимся.
– В пятницу, – сказал он, – в пятницу, строго в шесть.
И этот
– Постойте, – сказал я, пожимая ему руку, – вы должны назвать ваш гонорар… Я хочу сказать: я готов заплатить, сколько вы сочтете нужным… Может, вы бы хотели получить аванс…
– Ви мне прислать ваша книга, – сказал он, подняв толстый указательный палец. – И оплатить возможных трат, – добавил он, понизив голос, – р-разумеется!
Глава четырнадцатая
Так у меня в руках оказался список сорока трех особ, и имя Себастьяна (С. Найт, 36 Оук Парк Гарденз, Лондон, ЮЗ) вдруг приобрело, затерявшись в нем, некое странное очарование. Приятным сюрпризом оказалось и то, что против каждой фамилии был проставлен адрес: Зильберман пояснил поспешно, что приезжающие в Блауберг частенько умирают. Из сорока двух незнакомцев и незнакомок тридцать восемь были, как он выразился, «никакой вопрос». Правда, среди последних три дамы, все незамужние, носили русские фамилии, но две были немки, третья – из Эльзаса, и все они часто стояли в гостинице. Была еще загадочная девушка Вера Разин, однако Зильберман не только точно знал, что она француженка, но также что она танцовщица и любовница страсбургского банкира. Еще была пожилая чета из Польши, которую мы без колебаний отставили. В числе остальных тридцати двух, не подлежащих обсуждению, было двадцать мужчин; из них только восемь были женаты – по крайней мере, привезли жен (Эмму, Хильдегард, Паулину и т. д.), как на подбор солидных, клялся Зильберман, пожилых и донельзя нерусских.
Итак, оставалось четыре фамилии.
Мадемуазель Лидия Богемская, живущая в Париже. Она провела в отеле девять дней в начале пребывания там Себастьяна, и управляющий ничего о ней не помнил.
Мадам де Речной уехала в Париж накануне отъезда Себастьяна туда же. Управляющему запомнилась как шикарная молодая дама, щедро раздававшая чаевые. Французская частица указывала на ее принадлежность к особому типу моих соотечественников, любящих подчеркивать свое дворянство, хотя ставить «de» перед русской фамилией не только глупо, но и незаконно. Может быть, это авантюристка, а может, жена сноба.
Хелене Гринштейн. Фамилия еврейская, но не немецко-еврейская, несмотря на германообразность: «и» в «грин», заменившее природное «ю», выдавало русскую почву. Она приехала всего за неделю до Себастьяна и еще три дня оставалась после его отъезда. По словам управляющего, это была красавица. Приезжала она однажды и до этого, а жила в Берлине.
Хелене фон Граун {61} . Чисто немецкое имя. Между тем управляющий совершенно уверен, что она несколько раз пела по-русски. Он добавил, что она чрезвычайно собой хороша и у нее превосходное контральто. Она пробыла месяц и уехала в Париж пятью днями раньше Себастьяна.
61
Хелене фон Граун. – Набоков использует здесь фамилию своих немецких предков по линии прадеда с отцовской стороны, барона Фердинанда Николауса Виктора фон Корфа (1805–1869), генерала на русской службе, который, в свою очередь, был правнуком известного композитора – Карла Генриха Грауна (1701–1759), автора многих опер и других музыкальных сочинений.