Шрифт:
Николай Елин, Владимир Кашаев
ПРОТЕСТ
– Слыхали?
– многозначительно спросил своих коллег Шмелёв.
– С завтрашнего дня к нам новый сотрудник приходит. Из "Гипропня" переводится.
– Что это он вздумал?
– вскинула брови Никифорова. Там же оклады выше...
– С начальством не сработался. Говорят, этот новенький - отчаянный смельчак. Никого не
– Наконец-то!
– с пафосом воскликнула Мягких. Наконец у нас в отделе будет хоть один смелый человек, не боящийся всколыхнуть рутину! Уж он-то покажет нашему начальнику, этому чинуше несчастному.
– И Мягких боязливо оглянулась на дверь.
...Новый сотрудник Зизов оказался человеком неразговорчивым. Два дня он присматривался к обстановке, а на третий, придя на службу, зевнул и достал из портфеля батон и бутылку кефира. Кефир он выпил, батон положил под голову и задремал.
– Спит?
– удивленно спросила Мягких.
– Спит, - подтвердил Шмелёв.
– Странный какой-то...
– Ничего странного, - возразила начитанная Никифорова.
– Наверно, он изучает во сне иностранный язык. Это называется "гипнопедия". Должно быть, хочет получить надбавку за знание языка.
– Ничего подобного!
– возмутилась Мягких.
– Он не ради надбавки. Все мы мелкие люди. А Зизов не такой... он принципиальный. Я, кажется, поняла, что он хочет своим поступком показать. Он выражает протест!
– Протест?
– удивился Шмелев.
– Да! Я сама слышала, как вчера наш бюрократ сделал Зизову замечание. Ну вот Зизов и хочет продемонстрировать своё отношение... Дескать, мне наплевать!
– Ух ты!
– восхищённо сказал вечно угрюмый Дмитриев.
– Во даёт! Гордый мужик! Зверь!
– Да, для этого надо иметь гражданское мужество, согласился Шмелёв.
– Ещё какое!
– горячо откликнулась Мягких.
– Мы в отделе притерпелись к этой косности, а Зизов терпеть не намерен. Как убедительно он доказал своим поступком, что все мы трусы и приспособленцы...
Новичком восхищались до вечера. Все говорили шёпотом, чтобы не мешать смельчаку выражать свой протест.
На следующий день Зизов запротестовал прямо с утра.
– Я же говорила, что он всколыхнёт!
– взволнованно шептала сослуживцам Мягких.
– Не захотел смириться с нашим застоем...
– Твёрдо гнёт свою линию мужик, - кивнул Дмитриев.
Из соседнего отдела взглянуть на героя прибежал Стулов.
– Где тут у вас который начальству нос утёр?
– Вот...
– почтительно, как на реликвию, указала Мягких.
– Надо же, ещё посапывает! Во издевается!
– покачал головой Стулов.
– Ничего не боится! А вы что же? Сидите сложа руки? Человек один за всех отдувается, коллективный протест выражает, а вы спрятались за его спину?
– Ну, почему?
– неуверенно пробормотал Шмелёв.
– Мы его работу на себя взяли... Стараемся от неприятностей оградить...
– Вы его берегите, - потребовал Стулов, - таких людей в нашем институте раз, два и обчёлся...
Пошла вторая неделя. Зизов не сдавал своих позиций. Им гордились, его любили, показывали делегациям из других отделов. Но однажды он пришёл, как обычно, на службу и... вместо того чтобы спать, принялся обсуждать футбольные новости.
– Сломали человека!
– горестно шепнул Шмелёв.
– И ты, Брут!
– меланхолично подняла глаза к потолку начитанная Никифорова.
– Какому смельчаку рот зажали! Ух...
– погрозила стенке кулаком Мягких.
– Видимо, не выдержал угроз, дрогнул...
Увидев вокруг себя взволнованные лица, Зизов не на шутку встревожился.
– Слушай, - сказал он Дмитриеву, взглянув на часы, что случилось? Почему до сих пор зарплату не несут?
– Зарплату?
– удивился тот.
– Она же завтра будет...
– Как, разве сегодня не двадцатое?
– Нет, девятнадцатое...
– Тьфу, чёрт!
– досадливо плюнул на важную бумагу Зизов.
– А я-то всё проспать боялся!
Он положил под щёку калорийную булочку и захрапел.