Против течения
Шрифт:
Энн закончила, умоляюще сложив руки, ее широко раскрытые темные глаза сверкали непролитыми слезами.
Сэр Джон выслушал ее, не шелохнувшись. Повисло продолжительное молчание, и тишину в кухне нарушало только тиканье больших часов на каминной полке. Энн смотрели на него, и выражение его лица казалось ей жестким и суровым.
«Да, он упрямый, — подумала она в смятении. — Жесткий и самолюбивый. Он не понимает того, чего не хочет понять». Она резко повернулась, пошла через кухню, остановившись у буфета спиной к сэру Джону, и уставилась на блюдо — старое китайское блюдо с трафаретным узором, которое от частого и продолжительного пребывания в духовке
В результате она справилась со слезами, угрожавшими сломить ее. В опасности был ее мир, мир ее маленькой семьи, заключенный в четырех стенах этого дома; мир, в котором она искала только любви и счастья для отца, Майры и близнецов.
Что еще могло иметь значение — политика и государственные дела, обстоятельства жизни других людей, блеск и слава таких мест, как Галивер? Энн достала из кармана платок и осушила слезы, катившиеся по щекам. И наконец услышала голос сэра Джона:
— Прошу вас, вернитесь сюда.
Она повернулась, все еще готовая продолжать борьбу и в то же время ощущая внутреннюю слабость и нежелание спорить. К ее облегчению, лицо сэра Джона уже не было таким упрямым и жестким. То, что она увидела на его лице на этот раз, казалось близким к извинению. Он ничего не говорил, только смотрел на Энн, и она прошла к нему через кухню.
— Садитесь, — сказал он мягко, — и давайте обсудим все это.
Энн взяла стул, на который он показал, и села, придвинув к углу стола.
— Прежде всего, — спокойно начал сэр Джон, — я хочу сказать, что очень сожалею. Мне и в голову не приходило, что вы можете испытывать подобные чувства. Во-вторых, я хотел бы, чтобы вы знали мою точку зрения. Она эгоистична, если вам угодно, однако здесь, в вашем доме, я по-настоящему отдыхал. В первый раз за много лет я обрел способность расслабиться и забыть все служебные неприятности, отбросить в сторону заботу и ответственность, которые никогда не оставляли меня ни дома в Лондоне, ни в кругу друзей. Вы удивились бы, мисс Шеффорд, если бы узнали, как часто за последнюю неделю я благословлял этот мой несчастный случай. Вы знаете так же хорошо, как и я, что здоровье давно позволяло мне покинуть этот дом, но я не хотел. А причина в том, что уже много лет я ощущаю гнетущую усталость, я забыл, что значит быть молодым, забыл — хотя вам это покажется невозможным, — как радуются люди. И вот я отдыхал и наслаждался жизнью в качестве вашего гостя. В обществе вашего отца и, смею сказать, вашем тоже я был самим собой, просто мужчиной Джоном Мелтоном, без всяких должностей и титулов. Это было новым впечатлением, и оно приносило больше удовольствия, чем я могу выразить словами. Хотите ли вы это понять?
Энн закрыла лицо руками, как будто ощутила свою беспомощность.
— Хотела бы я, чтобы вы мне этого не говорили, — ответила она. — Было бы легче, если бы я и впредь ненавидела вас.
— Неужели вы должны ненавидеть меня? — В его улыбке было что-то странное.
Энн подумала немного.
— Я предполагаю, если говорить откровенно, это оттого, что я боюсь вас, — сказала она. — Мы очень маленький пруд, а вы слишком большой камень, упавший в него. Я пыталась уговорить себя, что вред уже нанесен, что бесполезно тревожиться, надо стараться исправить все, что можно. И все равно я чувствую, что, если бы я могла побыстрее отправить вас отсюда, возможно, со временем все пришло бы в норму.
— Не делаете ли вы из мухи слона?
— Не думаю, что вы настолько скромны, чтобы считать себя мухой, — ответила Энн. — Все изменилось, мы стали другими за то время, что вы здесь.
— Даже вы?
— Да. Даже я. Когда я слушала ваши разговоры, когда я слышала о других местах и других людях, абсолютно чуждых нашей спокойной, лишенной событий жизни, я тоже стала думать, что чего-то лишена. Недолго, но достаточно, чтобы почувствовать к вам неприязнь: ведь вы угрожали единственной вещи, которая имела для меня реальную ценность.
— Не кажется ли вам, что вы жадничаете, оберегая свое счастье исключительно для себя, когда весь остальной мир изголодался по тому, чего у вас в избытке.
— Неужели весь остальной мир такой? Откуда мне знать? Все, что известно мне, — нам было очень хорошо. Конечно, у нас есть свои маленькие проблемы. Но ваше присутствие превращает их в огромные, почти непреодолимые. Вы посеяли в нашу жизнь семя недовольства собой и своим окружением. О сэр Джон! Уезжайте, и, может быть, нам еще удастся вернуться к прежнему состоянию.
— А если я откажусь? — неожиданно резко спросил сэр Джон.
— Почему вы должны отказаться? — Энн уже не просила, она вступила с ним в борьбу. — Что мы для вас? Я не хочу обманывать себя, сэр Джон, и не мечтаю о сказочных событиях, как Майра. Я знаю, что интерес, который мы представляем для вас, не более чем мимолетное покровительство и расположение богатого и важного господина по отношению к причудливому зрелищу, которое нечаянно встретилось на его пути. Что может быть общего у сэра Джона Мелтона с врачом из небольшой деревни, не знаменитым и даже не разбогатевшим на своем поприще? Что может быть общего у сэра Джона Мелтона с двумя полуобразованными девушками из глухой провинции, не читавшими книг, которые читал он, не знакомыми с людьми, с которыми знаком он, не имевшими даже представления обо всех его интересах и делах? Нет, сэр Джон, можете дурачить других, меня вы не одурачите. Как только этот отдых, который пополнит ваши силы, этот спокойный оазис в деловой жизни начнет вам надоедать, вы уедете. Разумеется, вы будете великодушны и хорошо заплатите, в этом я не сомневаюсь: эти деньги значат для вас столько же, сколько цена за место в театре. Вы уже посмотрели спектакль, и этого достаточно. Вряд ли вас беспокоит то, что вы оставляете опустевшее место в чьей-то жизни, или пепел в чьем-то глупом и впечатлительном сердце, или атмосферу сомнений и уныния, которая еще долго не будет развеяна, когда вы уже забудете эту каникулярную интерлюдию.
И снова Энн говорила страстно, но слез не было.
— Да, вы не боитесь сказать то, что думаете, — заметил сэр Джон.
— Не боюсь, если это касается людей, которых люблю.
— Превосходно. Я согласен с вашим решением, мисс Шеффорд. Я сделаю, как вы хотите.
Энн глубоко вздохнула:
— О, благодарю вас.
— Но при одном условии, — быстро добавил он. — Я заплачу за лечение и пребывание в вашем доме цену, которую назначу сам, а вы согласитесь с ней, поскольку это выгодно тем людям, ради которых вы выдворяете меня отсюда.
Подбородок Энн гордо приподнялся, и ее глаза встретились с глазами сэра Джона: какое-то время шла молчаливая борьба.
Что-то сильное и магнетическое вибрировало в воздухе между ними, оба были напряжены, участившееся дыхание Энн слегка раздвинуло ее губы, глаза потемнели и расширились.
Совершенно внезапно она сдалась:
— Я принимаю ваше условие, сэр Джон, коль скоро вы оставляете нас.
— Я уеду завтра, — сказал он. — Я позвоню и велю прислать машину, чтобы уехать сразу после ленча. Это вас устроит?