Против течения
Шрифт:
– Да-а, – сказала я себе, возвращаясь домой. – Как всё запущено.
Такая модная фразочка. Её сейчас охотно цитируют герои многочисленных сериалов. Но к моему случаю она особенно подходила.
Ещё одно условие я тоже выполнила – нельзя давать себе сразу запредельную нагрузку, чтобы после занятий возвращаться домой будто выжатый лимон.
Такие «спортсменки», как я, обычно выискивают для себя в инструкциях подобные поблажки.
Приняла душ, стала на весы, предварительно стерев с них пыль. Весы пришлось вытаскивать из-под книжного шкафа. Взвесся
Люблю подшучивать над собой. Так мне кажется, что я возвращаю себя в действительность. Есть у меня, есть привычка рассказывать себе сказки, и тогда получается, всё хорошо в моей жизни. И вроде ничего не сгорело, и лошадь уцелела, не как у той несчастной маркизы…
Я окинула мысленным взором огромное поле – так называемую пересеченную местность, которую мне предстояло перейти в моих испытаниях. А, может, ну его? – заныл внутренний голос, – столько лет жили без всяких этих напрягов, почему бы и впредь не жить так же? В смысле, не жили хорошо, и привыкать нечего… Но я задавила в корне это нытьё, едва взглянув на свои щеки с приятным румянцем.
В самом деле, я выглядела гораздо лучше, чем до того, встав с кровати. Что-то на мгновение, как солнце из-за тучи, выглянуло из глубины моих глаз: уж не восемнадцатилетняя ли Юлиана, которая пережила однажды такой стресс, что из-за него позволила родным управлять ею, как шхуной с порванными парусами? Пережила и завернулась в кокон, или просто упала в реку жизни сухим листом, который несет себе река всё вниз и вниз… К морю? Нет, к подземной реке Стикс, в которую она впадает.
Всё-таки я насквозь пропитана классикой и всяческими афоризмами. Чего вдруг я опять стала вспоминать о пережитом стрессе? О том, который изменил на долгие годы мою жизнь. Разве я не запретила себе, никогда об этом не вспоминать? Неужели теперь я всё-таки решила поменять свои привычки и темп жизни, а заодно взглянуть на себя со стороны?
Я почувствовала, как кровь отливает от лица, чтобы смениться бледностью. Даже пульс ускорился так, как не ускорялся во время бега.
Женщине в сорок три года бояться своих девичьих воспоминаний! Это вообще, ни в какие ворота не лезет. По какой причине люди, подобные мне, вдруг начинают сбиваться с колеи и переходить на другую, чужую?
Может, всё же не стоит отмахиваться от своего прошлого? Почему я до сих пор его боюсь? Ведь известно, вытащи занозу, что саднит душу долгие годы, осмотри на свету со всех сторон с учетом своего четвертьвекового опыта, и наверняка уйдут все составляющие страха. А само событие покажется ничего не стоящим переживанием. Так, мелкой неприятностью… Но нет!
Когда-то я нарочно перечитала много афоризмов о страхе, а запомнился почему-то только один: страус вовсе не прячет голову в песок, он просто показывает нам задницу. Наверняка сказал кто-то из американцев, любят они шутить про этот орган.
Мое проклятие – тот самый студент-медик. Не знаю, почему он ничего не боялся. То есть, я ведь могла заявить в милицию и прости-прощай его институт! Надеялся меня уговорить? Не ожидал такого яростного сопротивления? Думал, в случае чего я его не найду?
Позднее выяснилось, что раньше он учился в Москве, а потом перевёлся к нам. Теперь я думаю, что он был самый настоящий сексуальный маньяк, ведь впоследствии на своих пристрастиях он всё же попался. Мне рассказала об этом подруга, которая нас и познакомила.
– Представляешь? – ахала она. – А на вид не скажешь, что он такой непорядочный. Говорят, Галку – его очередную жертву – он связал своим галстуком, чтобы она не могла сопротивляться.
Медика осудили на довольно большой срок, уж не помню, на какой, но думаю, что парнишка получил по заслугам.
Мы тогда и слова-то такого не знали: маньяк. Чего ему было охотиться именно за порядочными девчонками, ведь доступные девицы были всегда. Разве что, чуть меньше, чем теперь. Сидели себе на лавочках парка и на подошвах у них была написана цена за ночь…
Он попытался меня изнасиловать. Сейчас бы я, наверное, посмеялась: мало ли что и кто пытался, ведь не получилось, и ладно.
Целую ночь он то уговаривал меня, то угрожал, и пытался не только рвать на мне одежду, но и бить по лицу.
Потом, когда начало светать, он понял, что ничего со мной не сделает. Обозвал дурой.
Дура, не дура, а свою честь я отстояла.
Глупо сейчас звучит – девичья честь. А тогда девушки порой на смерть за неё шли…
Что-то меня на красивости потянуло. Смеюсь над былыми страхами, хотя в тот момент мне было совсем не смешно.
Как бы то ни было, я на него не стала подавать заявление в милицию. Мы поговорили с мамой и решили, что раз ничего не произошло, пусть живёт.
– Бог его накажет, – как-то на мой взгляд старорежимно выразилась мама.
Но ведь оказалась права… Я была благодарна ей, что она не стала у меня ни о чем спрашивать, подождала, пока я сама спокойно ей обо всём расскажу…
– Ты где была?
Это уже мой муж. И не двадцать пять лет назад, а сегодня. Откуда такое подозрение в смеси с осуждением в его пылающем взоре? Чего это он вдруг?
Ах, да, на часах восемь двадцать утра, а я не только поднялась чуть свет, но уже приняла душ, куда-то из дома исчезала, и теперь стою в задумчивости посреди комнаты… Хотя почему бы мне и не стоять. Завтрак давно готов. Или Ивану трудно приподнять салфетку?
Где я была… Интересно, а почему мне вдруг захотелось ему нагрубить?
Он ведь знал, что я купила себе спортивный костюм, но почему-то не принял всерьёз эту мою покупку. Решил, с жиру бешусь? Тем более, что его у меня вполне достаточно. Жира, имеется в виду. Пока.
А я бегала. Ну да, вон и майку пришлось простирнуть, она оказалась вся мокрая от пота. В ванной висит. Но он продолжал пялиться на меня, будто я совершила что-то недостойное.
– Бегала в парке, – невозмутимо сообщила я, понимая, что мне почему-то всё равно, поверит муж этому или не поверит.