Против ветра
Шрифт:
Борис Ефимович сидел в каюте. В порту, когда прекращалась качка, когда не слышно было шороха трущихся о борт льдин, капитан был неузнаваем. Он растерянно сказал своему старшему помощнику, чтобы тот как-нибудь "уладил портовые дела". Сам он трудился над рейсовым донесением, кряхтел и все советовался со мной, как написать ту или иную фразу.
Потом, нарядившись в парадную форму, Борис Ефимович с мученическим видом съехал на берег. Отправился с официальными визитами к портовому начальству.
Другие капитаны завладели и местами у причалов, и погрузочными средствами. Наш капитан вернулся с берега, ничего не добившись.
— Тут его надо подменять, — шепнул мне старший помощник капитана, молодой человек, еще недавно плававший на военных кораблях.
Старпом вернулся, все уладив. Борис Ефимович был очень доволен и ехать на берег еще раз категорически отказался.
На острове Диком я встретился с местным старожилом Панченко, седым полярником, бывшим матросом. Он провел меня в радиоцентр и показал знаменитую книгу, хранителем которой он здесь считался. В старой конторской книге с толстым переплетом были собраны автографы многих путешественников.
— Тут замечательные записи есть, — с гордостью говорил он мне. — Вот, например, в тысяча девятьсот восемнадцатом году написано по-норвежски: "Уверен, что в этой прекрасной бухте будут стоять на рейде десятки кораблей. Руал Амундсен". Известный полярник был. Он Южный полюс открыл, а через Северный путь ему пройти не удалось. Его «Мод» три года шла по Северному морскому пути. Два раза пришлось зимовать. Радиограммы в ту пору пешком ходили. Чтобы дать о себе знать, пришлось ему послать двух матросов на Дикий. Один из них погиб. Другой совсем немного не дошел до нас, тоже замерз. Его могила в порту, возле новых домов. А вот Нансен — тот прямо говорил: "Северный морской путь — иллюзия, чаровавшая исследователей в течение веков". Ничего себе «иллюзия»! У нас на Диком капитаны из-за причалов дерутся.
Панченко раздраженно указал мне на стенную карту:
— Иллюзии иностранных мореплавателей! Русские здесь не иллюзиями занимались. И совершенно напрасно, по-моему, не стерты до сих пор всякие нерусские названия с этой карты. Вот, например, Земля Франца-Иосифа. Случайно наткнулись на нее австрияки, когда их корабль безнадежно в дрейфующие льды вмерз. А что Земля эта существует, задолго до них знаменитый русский ученый Кропоткин указал. Так же и с многими другими землями. Вот посмотрите. — Панченко подвел меня к окну. — Видите? Это гидрографическое судно «Норд». Я вам расскажу, какое на этом судне открытие сделали.
От радиста я услышал интереснейшую историю.
По тундре шел человек.
Высокий и сильный, он не сгибался под тяжестью заплечного мешка, не чувствовал и ружья, висевшего на правом плече стволом вниз, чтобы легче было вскинуть.
Одет он был в ватную куртку и такие же штаны, заправленные в ичиги, кожа которых ссыхается прямо на ноге, принимая ее форму. В такой обуви можно пройти сотни километров и никогда не сбить ног.
Человек внимательно оглядывал тундру. Привлекали его холмы, северный скат которых был еще покрыт снегом. Подходя к белым пятнам, он внимательно вглядывался в них, иногда раскапывал снег. Засохшая прошлогодняя растительность особенно интересовала его. Однако, убедившись, что это всего лишь трава, он равнодушно отправлялся дальше.
Увидев вдали оленей, он сворачивал к ним. Видимо, искал встречи с людьми.
Ненцы интересовались одиноким путником.
— Золото ищешь? — спрашивали они.
— Нет, не золото, — отвечал человек. — Скажите, не слыхали ли вы… Находили здесь прежде огромных животных, вмерзших в землю? На бугре, скажем, снег подтаял, а под ним — странная такая трава, волокнистая. длинная… Это шерсть тех животных. Они давно на земле жили, все вымерли.
— Зачем тебе старый животный? Возьми у нас оленя.
Молодой ученый качал головой. Сняв шапку, он привычным движением проводил ладонью по длинным светлым волосам и продолжал выспрашивать о загадочных древних животных.
Ненцы удивлялись.
— Странный какой! Не охотник. Нет, не охотник! Не геолог. Нет, не геолог, тот камни ищет… Зачем тебе дохлый животный?
Были старики, которые помнили об огромных тушах, найденных в слое вечной мерзлоты.
— Песцы ели… ничего… У нас голод был… Мы тоже ели. Ничего мясо. Олень лучше.
Но это было давно. Туши найденных мамонтов не сохранились.
Молодой ученый продолжал свой путь по тундре.
Однажды старик ненец, до того морщинистый, что даже узкие глаза его походили на морщины, сказал ему:
— Плыви на остров Ледяной. Тут недалеко бот стоит, он тебя возьмет. Там во льду что-то видно. Какая-то туша. Я сам видел. Не знаю что.
Ученый тотчас отправился в бухту, где стоял гидрографический бот, и представился капитану:
— Аспирант Академии наук Александр Львович Низовский. Поставил себе задачу найти сохранившегося в вечной мерзлоте мамонта… Тушу мамонта, поправился молодой человек.
Капитан погладил свою холеную черную бороду. Ему понравился молодой ученый. Можно будет подойти вместе с ним к Ледяному.
Остров оказался «молодым», был он покрыт льдом, поверх которого образовался земной покров. Острову не было и тысячи лет.
С юга берег оттаивал, там и обнажился старый материковый лед.
Капитан дал ученому шлюпку и нескольких матросов.
Через месяц Александр Львович Низовский появился на острове Диком. Он был необычайно взволнован и предложил прочесть полярникам лекцию о сделанном им на острове Ледяном открытии.
В столовую радиоцентра собрались все свободные от смены полярники. На катере прибыли рабочие из порта. Народу набилось столько, что лектор едва протиснулся к своему месту.
Ученый рассказывал, как подошла их шлюпка к зеленоватой ледяной стене, над которой виднелся песчаный обрыв.
— Это и был обнажившийся лед, — говорил Низовский. — Море вгрызалось в него, подтачивало снизу.
Я первый заметил ледяную пещеру с нависшим сводом, образовавшуюся у самой воды, и указал на нее матросам.