Противостояние фюреру. Трагедия руководителя немецкого Генштаба. 1933-1944
Шрифт:
Конечно же пацифистом Бек не был, но его отличало глубокое чувство ответственности, и он прекрасно сознавал, какие последствия повлечет за собой война не только для проигравших, но и для победителей. Поэтому он чувствовал отвращение к наступательной войне — войне, которая ведется не из-за непреодолимых обстоятельств, а для самоутверждения государства и народа. Также Бек опасался превращения современной войны в тотальную. Но он был убежден, что это можно преодолеть не обращаясь к инструменту войны, а «путем нравственно обоснованной политики, которая всегда сохраняет первенство и на основе которой появляется новый моральный идеализм в государстве и в отношении к другим народам». Первую предпосылку к этому Бек видел в том, чтобы «руководитель политики был высоконравственным человеком, который даже в последней инстанции подчинялся бы собственному внутреннему моральному закону, собственной совести».
Бек знал из истории,
Такова была точка зрения Бека. При этом он и сам в своих мыслях, предложениях и суждениях, если они касались обороны страны и оперативного ведения войны, всегда исходил из конкретной политической ситуации. Он выискивал любую возможность, в том числе и посредством бесед с компетентными должностными лицами, чтобы знать о целях внешней политики, о средствах их достижения и о результатах, которые могли бы получиться в случае их осуществления. Именно с этой целью он завязал близкие отношения с тогдашним статс-секретарем министерства иностранных дел Бюловом. Последний по его просьбе время от времени в доверительных беседах рассказывал Беку о внешнеполитической ситуации. Бек имел привычку записывать информацию, полученную при таких беседах. Часто это были лишь несколько слов без собственных комментариев. Приведем выдержки одной из этих записей, сделанной 30 июля после темных событий 30 июня 1934 года [5] и «дела Дольфуса» [6] .
5
«Ночь длинных ножей» (путч Рема) — убийство высшего руководства СА, в том числе и начальника штаба этой организации Эрнста Рема, силами СС (с 30 июня по 2 июля 1934 г.), осуществленное по приказу Гитлера. Во время «ночи длинных ножей» погибли также несколько политических противников нацистов, не имевших отношения к СА. (Примеч. пер.)
6
Дольфус Энгельберт (1892–1934) — австрийский политический деятель, лидер христианско-социальной партии; канцлер Австрии в 1932–1934 гг. Убит путчистами. (Примеч. пер.)
«Недоверие Англии к немецкому вооружению относится к люфтваффе, а не к сухопутной армии. Шпионы докладывают обо всем и Англии, и другим заинтересованным государствам. Прежде всего, они узнают о вооружении на борту бомбардировщиков, о штабелировании большого количества бомб и так далее, они понимают, что этот факт противоречит словам рейхсканцлера, и, соответственно, больше Германии не доверяют. Пошатнулось доверие к Гитлеру и частично к Бломбергу. Герингу не верят абсолютно. Маскировку продолжать ни в коем случае нельзя. <…>
События 30 июня вызвали отвращение и ужас. В том, что касается внешней политики, фюрера или, соответственно, правительство считают способными на все. <…> Мир еще не успел прийти в себя от жутких впечатлений 30 июня, как 25 июля грянул гром в Вене. Благодаря тому, что пишут в газетах, и тому, что правительство уже объяснило или еще пояснит, никто не верит, что Гитлер ко всему непричастен, тем более после того, как стал известен министерский список, согласно которому Габихт [7] исполняет обязанности вице-канцлера. Муссолини вне себя от ярости. У него в гостях фрау Дольфус для подготовки визита ее мужа. Он должен в деликатной форме сообщить ей о смерти мужа. Муссолини видит в этом деле разоблачение фашизма, а на основе встречи в Венеции [8] он должен будет
7
Габихт Теодор был в то время руководителем национал-социалистов в Австрии.
8
В июне 1934 г. в Венеции состоялась первая встреча Гитлера и Муссолини.
Наша внешнеполитическая ситуация безнадежна. Сейчас на кону стоит все, в особенности вооружение. Все, чего мы с трудом добились в вопросе вооружения, потеряно. Все державы, от которых это зависит, против нас. Франции, которая, как и прежде, находится на заднем плане со своими угрозами, даже пальцем шевелить не нужно, чтобы создать благоприятную для себя ситуацию. Необходимо понять всю серьезность положения и разъяснить ее авторитетным лицам. При таком положении вещей у нас есть две возможности. Либо ни о чем не беспокоиться, а потом на первый план выйдут силовые меры, за которые сегодня будут все державы (даже Польша не останется в стороне). Затем последует безнадежная последняя битва. Либо можно подчиниться. В обоих случаях Третий рейх будет в большой опасности. Таким образом, армия должна будет лишиться авторитета, завоеванного благодаря событиям 30 июня. <…>
Австрия является источником всех зол. Здесь нужно покончить с двойственной политикой. Наступит медленное и трудное охлаждение. Папен [9] не получил ответа, и все-таки он должен взять на себя этот труд, но вести себя при этом очень осторожно».
Фактически Гитлер, после смерти Гинденбурга ставший главой государства, в связи с «делом Дольфуса» решился, по крайней мере внешне, направить отношение Германии к Австрии по «нормальному и дружелюбному руслу». В мае 1935 года он сообщил в рейхстаге, что Германия не имеет намерения захватывать Австрию или вмешиваться в ее внутренние дела. При этом он, естественно, выразил желание улучшить таким образом и отношения с Италией, которые стали весьма напряженными после убийства Дольфуса.
9
26 июля 1934 г. фон Папен был назначен немецким посланником в Вене.
По поводу этого Бек, согласно его записям от 22 июня 1935 года, узнал от статс-секретаря Бюлова следующее: «Смена настроений я Италии в пользу Германии производит большое впечатление. Муссолини заметил, что Дунайский пакт, как он его себе представляет (гарантирующим благодаря великим державам господствующее положение Италии по отношению к Австрии, которое, согласно договору, обязана была бы признать и Германия), неосуществим, так как вопрос слишком многосторонен и сложен. Он натягивал одни нити, а другие слегка отпускал, стараясь как можно больше их держать в своих руках — не расставаясь с мыслями об Австрии. На настроения Муссолини влияла также предстоящая абиссинская авантюра, не стоит говорить о том, как она завершилась. Осенью, вероятно, начнется внимательнейшее обсуждение абиссинского вопроса, когда один из членов Лиги Наций начнет войну против другого. Точно, что Муссолини является одним из самых ненадежных политиков. В отношении Австрии мы ничего не сделали ввиду отсутствия интереса. Рано или поздно вопрос решится сам по себе в нашу пользу. Также мы участвуем в абиссинском деле не как «непослушные школьники» и авось получим благодаря ему дальнейшую передышку».
Также и венгерский начальник Генерального штаба Верт, 24 июня 1935 года беседовавший с Бломбергом в присутствии Бека, сделал достойные внимания замечания относительно политики Муссолини. Согласно записям Бека, Верт объяснил: «Важнейшим пунктом для Италии в австрийском вопросе является то, что она не хочет общей пугающей ее границы с «восьмидесятимиллионной Германией». У нее нет территориальных претензий на Австрию. Было бы нелогично, если бы Италия таким образом приобрела непосредственную границу с Германией, ведь она очень хочет этого избежать. Если бы Италию можно было успокоить заверениями, что у Германии нет территориальных претензий на Австрию и что она не хочет аншлюса, то австрийский вопрос больше бы итальянцев не волновал. Венгрия предложила посредничество по отношению к Италии. Муссолини был в основном пронемецки настроен, но в том, что касается армии, он германофоб. Муссолини не обратился к Венгрии с предложением создать фронт против Германии. Италия успокоена последней речью Гитлера».
Согласно заключенному год спустя, 11 июля 1936 года, договору между Германией и Австрией, немецкое правительство признавало полный суверенитет федеративного государства Австрии. «Каждое из правительств, — говорится в нем, — рассматривает форму внутренней политики другой страны, в том числе и вопрос австрийского национал-социализма, как дело другой страны. Дело, на которое оно не станет оказывать ни прямого, ни косвенного влияния». Наряду с этим отношение Германии к Италии вновь приняло дружеский вид. А после того как 23 октября 1936 года Германия признала захват Эфиопии Италией, связи между ними стали еще более тесными.