Противостояние (сборник)
Шрифт:
— Я не знаю…
— Врешь. Отвечай быстро! Смотри в глаза!
— Только не бейте меня!
Садчиков засмеялся.
— Д-да кто об тебя р-руки станет марать? Наслушался глупостей о нас и пошел истерику выкручивать. Т-ты лучше мне ответь на вопрос.
— Вы не спрашивайте так строго. Я не могу, когда строго.
— Чита, тебе Сударь говорил про убийство? Отвечай правду.
— Клянусь жизнью — нет! Он мне только дал пистолет.
— А какой из себя Прохор, Чита? Опиши-ка нам его…
— Обыкновенный. Старичок. С палкой ходит и говорит вроде как блаженненький. Он мне и дал…
Чита осекся, потому что понял: скажи он слово — и полетит к чертям версия о пистолете, купленном на вокзале. Садчиков, как показалось Чите, ничего не заметил, а комиссар что-то писал на листке бумаги и, казалось, вообще в разговоре не участвовал.
— Ч-чита, скажи-ка мне вот что… Старик Прохор с какого вокзала приезжал?
— Вроде бы с Курского. Он там нам встречу назначил.
— Это-то за день перед задуманным грабежом профессора и скрипача?
— Да.
Комиссар оторвался от своих бумаг и спросил:
— Именно там, у Курского, Прохор и дал тебе пистолет?
— Какой пистолет?
— Смотри в глаза!
— Я… смотрю…
— Ну!
— Ой, не надо так смотреть на меня…
— Отвечай!
— Я не знаю…
— Да или нет?
— Нет…
— Врешь! На рукоятке есть следы пальцев Прохора!
— Этого не может быть! Он в перчатках…
— Вот это другой разговор, — улыбнулся комиссар, — а то «нет, нет»!
— Дурак! — закричал Чита и стукнул себя кулаком по голове. — Осел!
— Верно, — согласился комиссар. — Давай еще себя побей, только не до синяков, а то с меня голову снимут.
— Что мне теперь будет? Расстрел? Скажите мне правду, я умоляю вас! Только скажите мне правду! Спасите меня, я буду во всем вам помогать! Я буду все рассказывать обо всех, только защитите меня!
— Заслуженный артист, — сказал комиссар, — тебе только Смердякова в театре играть. Не кривляйся! Если на тебе нет крови милиционера, если твои доводы подтвердятся, ты будешь жить.
— Вы правду говорите?
— А какой резон мне врать, сам посуди?
Чита улыбнулся белой, вымученной улыбкой и перестал ломать пальцы.
— Да, да, — сказал он, — какой вам резон…
— Ч-чита, — спросил Садчиков, — ты сможешь узнать Прохора по фотографии?
— Конечно.
— Он по ф-фене ботает?
— Нет, он как поп изъясняется.
— Матом ругается?
— Нет, я не слыхал ни разу.
— Так. Хорошо. Ну а Сударь будет о нем говорить, как думаешь?
— Нет. Он вообще ни о чем говорить не будет. Вы его не знаете — он же зверь, железо, а не человек.
— З-заговорит, — пообещал Садчиков, — и н-никакая он не железка. Он ржа по-одзаборная. Завтра у т-тебя с ним очная ставка будет.
— Не надо.
— Б-боишься?
— Нет, не боюсь, но все-таки не надо…
— Надо, милый, надо, — сказал комиссар, — так что ты мужайся. И чтоб без штучек мне. Без фортелей. Вот ручка, бери печенье, пей чаек, сиди и пиши мне все про дедушку Прохора. Подробно пиши, бумагу не жалей. Усек, Чита?
— Усек, товарищ комиссар.
— Ну тогда молодец. И запомни — гусь свинье не товарищ, так что ты меня впредь гражданином величай.
— Простите, гражданин комиссар.
А Сударь-то наглец
Когда Читу увели в камеру, комиссар внимательно прочитал все написанное им, а потом передал Садчикову. Покачал головой, отошел к окну, закурил. Серый рассвет делал небо бездонным и близким. Было слышно, как дворники подметали улицы.
Сударь в камере не спал и поэтому, когда его привели на допрос, глядел волком и на комиссара и на Садчикова.
— Здравствуй, — сказал комиссар, — садись.
Сударь, подвинув к себе стул, сел.
— Благодарить надо.
— Спасибо.
— Что, не спится?
— Почему… Спится.
— Физиономия у тебя больно бодрая.
— От характера.
— Ш-шутник.
— А это от положения. В моем положении только и шутить.
— В твоем положении плакать надо, Ромин. Горючими слезами плакать.
— Москва слезам не верит.
— Это тоже правильно. Все на себя берешь?
— Что именно?
— Все.
— Я на себя ничего не беру. И если вы хотите со мной говорить по-человечески, прикажите, чтобы марафету дали.
— А еще чего хочешь?
— Больше ничего. Только я без марафета не человек, зря время тратим.
— Ч-человек, человек, — успокоил его Садчиков, — самый настоящий ч-человек.
— Что касается настоящего, — поправил комиссар, — то здесь я крупно сомневаюсь. Ну, Ромин? Милиционера на себя берешь?
— Тяжело.
— Да, пожалуй. Ну а кассу и скупку берешь?
— И еще Дом обуви, — усмехнулся Сударь, — там калоши понравились.