Противостояние (сборник)
Шрифт:
— Восьмого? Это какой день?
— Суббота.
— Учился. Потом мы уехали на дачу.
— Когда кончились уроки?
— У нас в субботу пять уроков. Значит, около часа. А потом мы еще с Львом Ивановичем ходили в букинистический. За томиком Хлебникова.
— Это что, зиф-фовское из-здание?
— Да.
— А что ты делал двенадцатого мая? Около шести.
— Не помню.
— Надо вспомнить.
— Вы думаете, я не все вам сказал? Почему вы спрашиваете меня про эти дни?
Садчиков подошел к Леньке, остановился прямо перед ним и, раскачиваясь с носка на пятку, сказал:
— Я спрашиваю т-тебя потому, что именно в эти дни бандиты с-совершали грабежи. Я бы не спрашивал т-тебя об этом, если бы сейчас был день. Просто мы бы вызвали сюда тех людей, которые видели грабителей, и предложили им о-опознать тебя. Понимаешь, какие пироги? Так что тебе ф-финтить нет резону, если что было, давай все в открытую…
— Какой смысл мне тогда было самому приходить к вам? Я ведь сам пришел к вам… Никто меня не тащил… Какой смысл?
— Никакого, — согласился Садчиков. — Пожалуй, н-никакого… Ладно… Посиди, сосредоточься, постарайся вспомнить детали…
Костенко вернулся с покупками.
— Духотища, — сказал он, — не иначе как к грозе.
— Сейчас я вернусь, — сказал Садчиков, — а вы п-пока закусывайте.
Костенко развернул пакет, разложил на столе сыр и колбасу, налил в стакан воды и подвинул Леньке.
— Поешь, — предложил он, — а то, наверное, кишка на кишку протокол пишет.
— Уже написан. Только не на кишку.
Костенко хмыкнул.
— А ты нос не вешаешь. Молодец. Где ночевал эти два дня?
— На вокзале.
— На каком?
— Сначала на Казанском, а потом на Ярославском.
— Что, в Сибирь хотел отправиться?
— Откуда вы знаете?
— Мы, дорогой, все знаем. Работа такая.
Вернулся Садчиков и спросил Леньку:
— Слушай, а вы Хлебникова к-купили?
— Купили.
— А еще что купили?
— Еще? Подождите, что-то мы еще купили… А, вспомнил, Бабеля! «Конармию». И, по-моему, «Максимы» Ларошфука.
— Ну, слава богу, эт-то вроде сходится.
— Что, с первого дела отпадает? — поинтересовался Костенко.
— Вроде да, — ответил Садчиков. — Ты, Леня, не стесняйся, налетай на пищу. Сырки ешь — они м-мягкие… Что-нибудь про т-тех вспомнил?
— Вспомнил. Чита говорил: «Сейчас бы блинчиков в «Астории» пожрать». Это когда у нас закуски не было.
— Пожрать — значит п-поесть?
— Да. Но это ведь не я. Вы просили вспомнить детали… Это Чита так говорил…
— Великий и могучий, — вздохнул Костенко, — благозвучный и прекрасный русский язык! Мордуют, беднягу, со всех сторон. Да здравствует Солоухин, хоть и достается бедняге…
— А зачем же ты все-таки утащил у отца пистолет?
Ленька взял кусок колбасы и начал быстро жевать. Он съел кусок, запил его водой и ответил:
— Стреляться хотел. А как дуло в рот вставил, так со страху чуть не умер. Даже вынимать потом боялся, думал, не выстрелил бы.
Костенко и Садчиков засмеялись. Ленька тоже хмуро усмехнулся, а потом сказал:
— Это сейчас смешно… Вы меня что, сразу в камеру посадите?
— А как ты думаешь?
— Не знаю…
— А все-таки?
— Наверное, придется.
— В том-то и дело. Сулить мы нич-чего не можем, но, если т-ты сказал всю правду, не исключено, что тебя до суда отпустят.
— Домой?
— Не в Сибирь же, — ответил Костенко.
В дверь постучались.
— Да!
Вошел Лев Иванович.
— Прошу меня извинить… Но уже довольно-таки поздно… Мальчику надо завтра рано вставать… Вы разрешите нам уехать?
— Вам — да.
— А ему? Он ребенок. И потом это нелепость, поверьте мне.
— Лев Иванович, — сказал Костенко, — а что случится, если вы сейчас вместе с ним или он завтра один встретите на улице тех двух? Убийц и грабителей? Он ведь свидетель, его убирать надо. Понимаете?
— Но почему вы думаете…
— Чтобы потом его папа с мамой не плакали, только для этого именно так я и думаю.
— Лев Иванович, — сказал Ленька, — спасибо вам. Вы не беспокойтесь. Вы поезжайте спать, а то уже поздно…
— Завтра мы вам позвоним, — пообещал Костенко.
— Днем… Ч-часа в два…
— Это же непедагогично… Сажать в тюрьму мальчика…
Садчиков нахмурился.
— Знаете, о п-педагогике лучше все же н-не надо. Момент не тот.
…Через час приехал Самсонов.
— Где мой сын? — спросил он по телефону из бюро пропусков. — Я прошу свидания с ним.
Ленька спал на диване, укрытый плащом Садчикова. Костенко тихо сказал в трубку:
— Он спит.
— Я прошу свидания! Поймите меня, товарищи! Вы должны понять отца! Хоть на десять минут… Хоть на пять! У вас ведь тоже есть дети!
— Тише, вы! — попросил Костенко. — Не кричите. Нельзя сейчас парня будить, он и так еле живой. Завтра. Приезжайте утром. Часам к десяти кое-что прояснится…