Противостояние
Шрифт:
– Ну, что же, господа. Можете меня поздравить! Я только что проиграл пари Всеволоду Федоровичу Рудневу. Дай-то Бог ему и нам сегодня удачи. Так, сколько у нас на дальномере? – нарушил молчание Макаров.
– До одиночного семьдесят пять, до головного в колонне семьдесят шесть, ваше превосходительство!
– Ясно. Аккурат посредине идем. Но Того побыстрее будет. Через пять минут примем полрумба на «Фудзи». Жаль, отсечь мы его уже не успеем. Даже если сейчас оторвемся от «полтав»… Если Того не побежит, конечно. А он не побежит. Готовьте к бою правый борт. Прислугу мелких орудий – за броню. И давайте-ка, господа, перебираться в рубку.
– Дозвольте на марс, Степан
– Нет, Андрей Константинович, не разрешу, увольте-с. При всем к вам моем уважении, лишний риск сейчас никому не надобен. Дело обещает быть серьезным, и каждый офицер, может статься, будет на счету. Можем и на пистолет сойтись. Кроме того, мне ваш совет на маневр может понадобиться. Так что – в рубку, друг мой, в рубку! Будьте добры…
Из воспоминаний капитана 1-го ранга Иениша Н. В.
Флагманский артиллерист штаба Старка, а затем Макарова, капитан 2-го ранга Андрей Константинович Мякишев бой с японской эскадрой 27 февраля 1904 года провел с биноклем на марсе, что вызвало общее восхищение его храбростью. Но он был там вовсе не для парада, а чтобы занести в книжку эволюции отдельных судов общую картину маневрирования эскадр и многие характерные падения снарядов.
Но почему он оказался во время боя на марсе, а не при адмирале? К началу войны корабли наши были в стрельбе абсолютно автономны. Роль флагарта сводилась к общему руководству подготовкой судов к стрельбе, заботе о снабжении снарядами и всем необходимым для поддержания в исправности орудий, выработке «программы» учебной стрельбы. И всё. Стрельба эскадренная, как она стала пониматься позже, не существовала. Вмешательство артиллерийского офицера в тактику маневрирования было недопустимым. Это была личная и священная прерогатива адмирала, который обратился бы за советом скорее к флаг-штурману, чем к артиллеристу. Чем роль последнего, коль завязался бой, обращалась в нуль.
Мякишев хорошо видел, с кем он имел дело в лице адмирала Старка, знал, что смена его неминуема и что будет призван Макаров. Мякишев, горячий и деятельный практический тактик, не мог упустить случай реального боя, чтобы иметь свежий материал для суждения о сравнительной маневренной и огневой ценности обеих сторон. Не на мостике, не в броневой рубке с ее ограниченным обзором, где находилось много судовых специалистов, было его место, но именно на марсе, находившемся к тому же всего на три сажени над мостиком и в сообщении с последним, где он был никем не стесняем и мог наблюдать ход боя, не мешая никому, для пополнения своих ценных сведений.
А что они были ценны – доказательством того служило, что Макаров, едва прибывший в Артур со своей секретной «Инструкцией для похода и боя», выработанной им и отпечатанной в поезде, несшем его на восток, начал вводить в нее изменения после совещания с Мякишевым.
Хронометр показывал 11:45…
Через десять минут, когда дистанция сократилась почти до пяти миль и противники практически одновременно начали пристрелку, неожиданно громыхнуло правое орудие в носовой башне «Цесаревича»: то ли у башенного командира, то ли у наводчика не выдержали нервы. Однако все остальные большие пушки терпеливо молчали, дожидаясь команды от старартов. Слава богу, пристрелка не была сбита, и через пару минут заговорили уже все орудия, способные достать до неприятеля.
В завязке боя как само взаимное расположение противников, так и их перемещения не были оптимальными для артиллеристов. Поэтому ничего удивительного в том, что в последующие пятнадцать минут, за которые противники сблизились
Но больше всех снарядов среднего калибра «наловил» «Цесаревич», по которому вели огонь все японские корабли – аж целых десять. По счастью, ничего особо серьезного они уничтожить или подбить не смогли. Несколько рваных дыр в небронированном борту, три 75-миллиметровые пушки, разодранный почти пополам катер, оборванная якорная цепь и выгоревшая кормовая штурманская рубка – не в счет. Правда, само зрелище периодически вздымающихся над головным броненосцем дымных шапок от разрывов вражеских снарядов было не самым приятным для всех, кто наблюдал за происходящим с других русских кораблей.
Японская колонна продолжала идти выбранным курсом почти строго на норд, что, с одной стороны, позволяло удерживать русские линкоры от прорыва к Бицзыво, а с другой, в связи с общим преимуществом в ходе у японских кораблей, предоставляло возможность, обогнав русских, всеми силами навалиться на их флагмана. В 12:10 Макаров довернул свою колонну на два румба влево, дабы ввести в дело замолчавшие кормовые башни, для которых противник стал временно недосягаем, а затем, минут через пять, «Цесаревич» лег на курс, параллельный японской колонне.
Именно в это время, в 12:15, было отмечено первое попадание в русский флагман 12-дюймовым снарядом с «Асахи». Снаряд врубился в броненосец метрах в десяти позади средней шестидюймовой башни. Он выдрал изрядный кусок небронированного борта надстройки. Внутри нее в нескольких местах его осколки пробили кожух второй трубы и дымоходы, но, по счастью, навылет. Котлы не пострадали. Задымление внутренних помещений удалось вскоре ликвидировать, просто заткнув дыры тем, что попалось под руки. Сама башня от сотрясения минут на пять вышла из строя, но затем вновь возобновила стрельбу.
Примерно в это же время получил свой первый снаряд главного калибра и флагман адмирала Того. Русский бронебойный снаряд попал в щит шестидюймового орудия кормового верхнего каземата и, пробив его, изуродовал казенную часть пушки. То, что сам снаряд при этом не взорвался, а только лишь разбился на несколько крупных кусков, не спасло от смерти четверых членов расчета, но, возможно, спасло весь броненосец от взрыва боекомплекта…
В 12:20 второй русский броненосный отряд полностью довернул на параллельный противнику курс. Примерно в это же время поднявшийся на мостик трюмный механик Кошелев лично отрапортовал командиру концевого в колонне «Баяна», что поступление воды в носу перекрыто, подпоры и клинья полностью раскреплены и крейсер может вновь развить свой полный ход. Вирен немедленно сигнализировал об этом флагману и вскоре получил приказ: забрав с собой четыре истребителя Шельтинга, поддержать крейсера, направляющиеся в сторону Эллиотов. Понимая, что единственный путь – это обойти броненосную колонну противника с кормы, «Баян» в 12:27 резко принял на 4 румба вправо, увеличив ход до 19 узлов.