Противостояние
Шрифт:
— Утром сало принесла, от души, а эти охламоны взяли да выкинули его, да еще по матушке ее пропесочили, — вставил сержант.
— Похоже, нажаловалась полюбовнику, — завершил краткий экскурс Кузнецов.
— Да, сука, что с нее взять, — сплюнул в сторону Чаров. — Это все Гриша.
— А чего я?
— Так тебе пригрезилось чего-то там про "пожалеть надо" и "голову оторву", если пикните в ее сторону.
— Сейчас вам комбат головы и пооткручивает, — спокойно заметил сержант. — А я говорил, не лезьте.
— Мы рапорт на нее
— Молкни, придурок, — ожег его взглядом Григорий. — Кому накатаешь? Майору?
— Полковнику, — нашелся.
— Между прочим, дело, — сказал Остап. — Докладная на аморальное поведение…
— Вкладывать, да?
— Нуу… Семеновский есть, ему накапать.
— А то у нас политрук слепой и глухой, — скривился Валера.
— Все понял, одно не усек — вам какая разница с кем бабы спят? — спросил Роман.
— Да она командир наш! По ней нас судят! Мужики вон ржут, гогот по окопам стоит, листья с берез летят!
Смолкли, и так молча бочком в хату зашли.
Комбат у окна стоял к ним спиной, курил.
Вытянулись.
— Товарищ майор, разведотделение по вашему приказанию явилось! — браво доложил Замятин.
Николай спокойно докурил, специально оттягивая время, чтобы бойцы занервничали. И вот, развернулся, прошел к столу, встал к ним лицом. Оглядел каждого:
— Как служба?
— Отлично, — ответил сержант.
— Всем довольны? Претензии, вопросы?
Гриша челюстью подвигал и бросил:
— Есть.
— Слушаю.
— Контакта с лейтенантом нет. Можно ли сменить командира?
— Сменить, говоришь? — протянул. Подошел вплотную, в глаза Васнецова уставился тяжело. — Может и меня сменить? Может, и я чем не устраиваю?
— Устраиваете, — буркнул уже сообразив, что тупое предложение сделал. Взгляд в потолок упер, дурака изображая — таким сто процентов скидка.
— А жена моя не устраивает?
Бойцы дружно уставились на него.
— Хрена себе, — протянул Суслов и тут же получил тычок от Кузнецова.
— Что, новость? — изобразил удивление. — Тогда вы не разведчики, а мальчики- зайчики из детского сада.
Отошел, прислонился к столу, закурил, чтобы нервы успокоить и не наорать банально, а суметь втолковать идиотам.
— Васнецов, для вас новость?
Гриша исподлобья на него смотрел и материл себя, идиота, который элементарное не сложил — комбат — Санин и лейтенант их — Санина!
— Нет, — разжал зубы.
— Тогда в чем дело?!…
И отошел от греха к окну — больно, до духоты, и злость одолевает. И не сдержался, закричал все-таки:
— Да, девочка совсем! Да — женщина! А видела больше вас, уродов! Вы совсем совесть потеряли?! — подошел резко. Чаров даже отпрянул, подумав, что сейчас по физиономии схлопочет. — Вы, здоровые бугаи издеваетесь над девчонкой! Как фашисты издевались!!… Вы фашисты?
Большего оскорбления придумать нельзя было. Но отделение и так уже сообразило, что серьезно провинилось.
— Нет, товарищ майор.
— Извините.
— Мы не подумали…
— Извините…
— А мне на хрен ваше извинение не нужно!!… - грохнул по столу кулаком, и стих, затылок огладил в себя приходя. — Пришли ваши награды. Награды за волю и мужество, за проявленную в боях отвагу. Награды солдатам Красной армии! А кого я должен награждать? Моральных уродов? В Красной армии нет таких! В моем батальоне таких нет и не будет!!…
И смолк, потому что дальше была только ругань, причем отборная и многоэтажная.
— Извините, — посмотрел на него Васнецов. — Вы правы, товарищ майор, мы виноваты. Но больше не повторится.
Николай молчал пару минут, разглядывая их и сказал:
— Она не кадровый офицер, согласен, опыта командирского никакого. Многое ей непонятно, просто потому что она партизанила, а там другие законы, правила. Я надеюсь, что вы поможете своему командиру, поможете как мужчины, как воины Красной армии, как советские люди. Она не от блинов тещиных к вам завалилась, она два года по ту сторону окопов не на печи сидела. И вы, взрослые дядьки, должны немного соображать. Странная? Контуженная она. Покалеченная войной девочка. И таких сейчас миллионы! Соображать надо, людьми оставаться… И вот еще: разговор этот между нами. Лейтенант на вас не жаловалась, она в себе копаться начала, понять пытаясь, что же она не так делает. А дело не в ней — в вас!…
Помолчал и взял первый наградной лист:
— Рядовой Васнецов, вам присваивается звание сержанта и вручается правительственная награда за проявленный героизм в боях. Орден Отечественной войны первой степени…
Солдаты вышли понурые. Вроде радуйся — наградили, а на душе кошки скребли от отповеди комбата. Ощущение было, что в грязи искупались.
Шли молча. Говорить вообще не хотелось. Солдаты из других отделений курили у полевой кухни. Один заметив сумрачный вид мужчин, крикнул вслед:
— Чего нос повесили, разведка? Лейтенант что ли, не дала?
Разведчики дружно остановились, переглянулись и, развернувшись, строем пошли на полудурка. Солдат перестал щериться, испуганно отпрянул. Запнулся и повалился на жующих кашу солдат, выбивая котелки из рук. Перемазался весь в овсянке к веселью мужчин. Теперь смеялись уже над ним.
— Коля? Нет нигде Мятниковой! — запыхавшись, сообщила Лена, прислонившись плечом к косяку. — Говорят, в госпиталь уехала за медикаментами.
Николай встал рядом, смотрел и светился от счастья: милая моя, наивная девочка, родная моя Леночка. Никто тебя не обидит. Никогда. Пока я жив.
— А награды где? — заметила пустой стол девушка.
— Я уже наградил. Самым торжественным образом, — сообщил мягким, бархатным от любви голосом.
— Ну, здорово, — немного расстроилась девушка.
— Когда комбат вручает, оно значимей, правда? — улыбнулся.
И Лена кивнула: ты опять прав, Коленька.
— Глупая я да? — уткнулась ему в гимнастерку. Мужчина обнял ее нежно, прошептал в русую макушку: Нет — любимая…