Противостояние
Шрифт:
– Стью Редман! – крикнул он в темноту. – Здесь Стью Редман. – Он сглотнул и услышал, как что-то щелкнуло в горле. – Кто говорит?
Глупец. Наверняка ты не знаешь этого человека…
Но голос, доносящийся из-за снежной пелены, казался знакомым.
– Стью? Стью Редман?
– Со мной Том Каллен… ради Бога, не подстрелите нас!
– Это уловка? – Голос, похоже, спорил сам с собой.
– Никакой уловки! Том, скажи что-нибудь!
– Всем привет! – тут же откликнулся Том.
Последовала
– В старой квартире Стью на стене висела картина. Какая?
Стью принялся лихорадочно рыться в памяти. Звук передергиваемого затвора определенно мешал сосредоточиться. Он подумал: Господи, я стою под валящим снегом и пытаюсь вспомнить, какая картина висела у меня в квартире – в старой квартире, сказал он, то есть Фрэн, должно быть, действительно переехала к Люси. Люси еще смеялась над этой картиной, говорила, что Джон Уэйн подстрелит этих индейцев, как только ты отвернешься…
– Фредерика Ремингтона! – прокричал он во всю мощь легких. – Она называлась «Тропа войны»!
– Стью! – воскликнул часовой. Черная тень материализовалась из снега, поскальзываясь на каждом шаге, побежала к ним. – Я просто не могу поверить!..
Он оказался перед ними, и Стью увидел, что это Билли Джеринджер, который прошлым летом доставил им столько хлопот из-за пристрастия к быстрой езде.
– Стью! Том! И, клянусь Иисусом, Коджак! Где Бейтман и Ларри? Где Ральф?
Стью медленно покачал головой:
– Не знаю. Нам надо уйти с холода, Билли. Мы замерзаем.
– Конечно, супермаркет совсем рядом. Я позвоню Норму Келлогу… Гарри Данбартону… Дику Эллису… черт, я разбужу весь город! Это здорово! Я просто не могу поверить!
– Билли…
Билли вновь повернулся к ним, и Стью, хромая, направился к нему.
– Билли, Фрэн собиралась рожать…
Билли замер. Потом прошептал:
– Черт, я совсем об этом забыл.
– Она родила?
– Джордж. Джордж Ричардсон может сказать тебе, Стью. Или Дэн Латроп. Он наш новый врач, появился примерно через четыре недели после вашего ухода, раньше лечил уши, горло и нос, но он…
Стью тряхнул Билли, оборвав его лепетание.
– Что-то не так? – спросил Том. – Что-то не так с Фрэнни?
– Скажи мне, Билли! – взмолился Стью. – Пожалуйста!
– С Фрэн все хорошо, – ответил Билли. – Она поправляется.
– Ты это слышал?
– Нет, я видел ее. Мы с Тони Донахью заходили к ней, принесли цветы из теплицы. Теплица – это проект Тони, он там много чего выращивает, не только цветы. Она все еще в больнице только потому, что ей пришлось делать… как это называется… римские роды…
– Кесарево сечение?
– Да, именно, потому что ребенок лежал неправильно. Но никаких проблем не возникло. Мы виделись с ней через три дня после рождения ребенка, седьмого января, два дня тому назад. Мы принесли ей розы. Решили, что они ее подбодрят.
– Ребенок умер? – мрачно спросил Стью.
– Нет, – ответил Билли, а после паузы с неохотой добавил: – Пока нет.
Стью внезапно почувствовал, что его уносит в пустоту.
Билли же говорил и говорил:
– У него грипп. «Капитан Торч». Это конец для всех нас, вот что говорят люди. Фрэнни родила четвертого января, мальчика, шесть фунтов девять унций, и поначалу все шло хорошо, и, наверное, в Зоне напились все, Дик Эллис сказал, что это был День победы в Европе и День победы над Японией одновременно. А потом, шестого, он… заболел. Вот так. – Тут у Билли сел голос. – Он заболел, черт, это не самая радостная новость для человека, вернувшегося домой, мне очень жаль, Стью…
Стью нащупал плечо Билли, притянул его ближе.
– Поначалу все говорили, что он поправится, может, это обычный грипп… или бронхит… или даже круп… но врачи, они сказали, что новорожденные почти никогда этим не болеют. Это как природный иммунитет, потому что они такие маленькие. И оба, и Джордж, и Дэн… в прошлом году навидались больных «супергриппом».
– А значит, ошибку они допустить не могли, – закончил за него Стью.
– Да, – прошептал Билли. – Ты все понял правильно.
– Вот беда, – пробормотал Стью. Отпустил плечо Билли и вновь захромал по дороге.
– Стью, куда ты идешь?
– В больницу, – ответил Стью. – Повидаться с моей женщиной.
Глава 76
Фрэн лежала без сна с включенной настольной лампой. Яркий свет падал на левую часть чистой белой простыни. Центр светового пятна занимал нераскрытый роман Агаты Кристи, лежащий лицом вниз. Фрэн еще бодрствовала, но медленно впадала в сон, пребывала в том состоянии, когда воспоминания становятся невероятно ясными, чтобы вскоре трансформироваться в сны. Она собиралась хоронить отца. Остальное значения не имело, но чтобы сделать это, ей предстояло оправиться от потрясения, вызванного его смертью. Акт любви. Покончив с этим, она отрезала бы себе кусок клубнично-ревеневого пирога. Большой, сочный и очень-очень горький.
Полчаса тому назад заходила Марси, чтобы справиться о ее самочувствии, и Фрэн спросила: «Питер еще не умер?» Когда задавала вопрос, два времени до такой степени слились друг с другом, что она сама не могла в точности сказать, о ком спрашивала – о Питере-младенце или о Питере-дедушке, давно усопшем.
«Ш-ш-ш, он прекрасно себя чувствует», – ответила Марси, но в ее глазах Фрэнни прочитала более правдивый ответ. Ребенок, которого она зачала с Джессом Райдером, умирал где-то за четырьмя стеклянными стенами. Возможно, ребенку Люси повезет больше: оба родителя обладали врожденным иммунитетом к «Капитану Торчу». Зона поставила крест на ее Питере и возлагала коллективные надежды на тех женщин, которые забеременели после первого июля прошлого года. Жестоко, конечно, но объяснимо. Разум Фрэнни плавно перетек на новый уровень, приблизившись к границе сна, следуя дорогами прошлого и лабиринтами сердца. Она думала о гостиной матери, где царила эпоха консервации. Она думала о глазах Стью, о первом взгляде на своего ребенка, Питера Голдсмита-Редмана. Она грезила, что Стью сейчас с ней, в ее палате.