Противостояние

Тарасенко Вадим

Тот лишь полоснул его взглядом своих серых, как хмурое осеннее небо глаз.

«Мой внук справится. Я уверен, я знаю. Он не входит в эти среднестатистические девяносто пять процентов. Даже если создаться безвыходное положение, то тогда ему просто повезет! Он же у меня везунчик, как я. Умудрился же он занять призовое место в своем первом в жизни покерном турнире. Зеленый сосунок сумел обыграть многих именитых зубров этой игры. Ведь выигрыш в покере это что? Это везение, ум плюс выдержка и умение рисковать. И всего этого у Алекса хватает, даже с избытком. Особенно везения и умения рисковать. Это надо же, шельмец, оседлал

грузовой трансконтинентальный лайнер и сумел-таки уйти от копов. И лайнер оказался не с полной нагрузкой. Иначе… даже лучше не думать. Одним словом, повезло. И сейчас обязательно повезет. Вот разве ума у внука – тютелька в тютельку. Но это и к лучшему. У человека ума должно быть или чуть выше среднего, как у Алекса, судя по его тестам на IQ. Или уж слишком много, как у гения. А промежуточный результат – это плохо. Стандартные задачи такому человеку неинтересны. А для великих свершений ума маловато. Вот и мается человек. Болтается, как дерьмо в проруби», - Александр Дронов взглянул на часы.

– Ровно через пятнадцать минут отправляем на помощь звездолету крейсеры. И ни секундой раньше или позже. Ясно?

– Да, Александр.

Тогда, там, на Сказке он вернулся на звездолет. Стоять около останков базы и усилием воли отгонять от себя мысли, кто и в каком виде находится под этой грудой металла, было очень тяжело. Да и бешеная радиация, которую с трудом сдерживал тяжелый скафандр, действовала на нервы и гнала внутрь звездолета.

– Мне еще надо пятнадцать минут, доклад по рации его заместителя Стефана Ковальски застал его у входа в звездолет.

Тогда тоже надо было ждать пятнадцать минут. Секундная стрелка неторопливо проходила круг за кругом. И на каждом из этих кругов жизнь его внука могла оборваться. И Дронов-старший в который раз уже терзал себя вопросом: «Вправе ли он подвергать внука такой опасности? Вправе ли он ставить на кон продолжение древнего рода Дроновых?» И в который раз он давал себе утвердительный ответ. Вправе! Потому что на другой чаше весов были эллы, угрожавшие существованию самой земной цивилизации. И что сравнению с этим судьба одного рода, пусть и древнего.

Меньшее не может быть ценнее общего! И пусть меньшее – это твой единственный внук, который учился ходить, доверчиво держась за твою руку, считая ее самой надежной опорой в мире. Сильные люди всегда умеют ставить благополучие цивилизации над своим личным благополучием. На то они и сильные люди, а не плебс, которого во все времена интересовало одно и то же – «Хлеба и зрелищ!» и пусть хоть ради этого исчезнет их цивилизация. Правда во все времена этот плебс не жалели, он всегда был пушечным мясом истории.

А из мрака подсознания все лезут и лезут темные мысли, которые сознание тут же безжалостно трансформирует в зрительные образы. Звездолет с зияющими рваными дырами. Трупы людей, со страшными следами ударов лазерными лучами, исковерканные осколками гранат, плавающие в отсеках, пронизанных космическим холодом среди красных шариков, похожих на миниатюрные воздушные шарики, которыми люди привыкли украшать свои различные праздники. Оказывается, Смерть тоже любит украшать свой праздник красными шариками – замороженными в невесомости капельками человеческой крови. И среди всего этого хаоса смерти плавает и тело Алекса, с застывшей гримасой боли на лице, со скрюченными в последней конвульсии пальцами!

« - Деда, давай поиграем. Сорока-воровка кашку варила, деток кормила, - и детский пальчик начинает скользить по его большой ладони» - вспышка воспоминаний хлестнула не хуже лазерного луча.

Эту игру они придумали сами. Алекс водит указательным пальцем по его ладони. Он должен этот палец схватить. При этом, если Дронов-старший лишь сымитирует попытку захвата, а внук палец отдернет, то он проигрывает.

«Алекс редко отдергивал в этих случаях руку. У внучка уже и тогда были стальные нервы и великолепная реакция. Порода! А сейчас этот палец, дотрагивающийся до его ладони, может быть мертвым и холодным. Настолько холодным, что от удара рассыплется на множество маленьких кусочков… Черт! Но как же сложно выдержать эти пятнадцать минут! Как там у Данте? Девять кругов ада? Пятнадцать!»

Короткий зуммер, громоподобно раздавшийся в гнетущей тиши кабинета начальника Центра дальней космической связи, и на мониторе тут же возникло знакомое лицо офицера:

– Мы поймали серию всплесков псевдогамма-излучения из точки, координаты которой совпадают с координатами звездолета С3215–61. Идентификация – короткие, не более чем на две световых секунды гиперпереходы десантных ботов класса «А1».

– Продолжайте наблюдение.

– Есть продолжать наблюдение! – и вновь на экране монитора возникла безмятежное пшеничное поле с одиноким дубом, абсолютно равнодушное к той информации, которая только что прозвучала.

А она означала только одно – пираты покидают звездолет. Теперь через несколько минут с точки пространства, где подвергся пиратской атаке транспортный звездолет, должны последовать либо одна, либо две вспышки псевдогамма-излучения. Одна означает, что пираты на своем звездолете покидают место нападения без добычи – транспортного звездолета, который либо взорвался в ходе атаки, либо пришел в такое техническое состояние, что гиперпереход на нем стал невозможен. Две вспышки - пираты захватили транспортный звездолет и с ним покидают место нападения. Но в любом случае экипаж транспортного звездолета мертв…

И вновь минутная красная стрелка бежит по кругу циферблата старинных часов…

Большая, черно-багровая туча возникла из-за горизонта как то внезапно и стремительно стала приближаться к звездолету. Резкий порыв ветра стегнул по его броне мириадами темно-серых, почти серных песчинок. Дронов-старший взглянул на часы. После доклада Ковальского прошло десять минут. Значит, осталось пять.

– Стефан, ты эту хрень видишь, что ломиться на нас?

– Трудно не заметить такого черно-багрового громилу, - голос его заместителя был спокоен и чуть насмешлив. – Сказка, наверное, решила нас на прощание окатить ливнем из серной кислоты.

– Стефан, ты там с ребятами побыстрее закругляйтесь и на звездолет. Не нравится мне эта туча. И радиационный фон начал быстро расти.

– О, кэй, командир. Не волнуйся. Все будет ладушки.

Стефан Ковальски, поляк по своим предкам, любил это трогательное русское слово. И часто к месту и не к месту его употреблял. У него все было ладушки. Сама работа, отношения с коллегами, взаимоотношения с женой и двумя пацанами–близнецами.

«Эх, Стефан, Стефан…».

Слыша веселый голос своего заместителя Александр Дронов тогда и в мыслях не допускал, что слышит его в последний раз.