Протокол «Сигма»
Шрифт:
– Да, – рассеянно отозвался врач. – Да, вам необходимо лечь в больницу, в Allgemeines Krankenhaus, если, конечно, мы хотим, чтобы все было сделано как следует.
– Об этом не может быть и речи, и вы сами это отлично знаете. – Руку раненого пронзила боль, словно удар молнии.
Доктор отложил пинцет и, несколько раз наполнив шприц, обколол рану препаратом для местной анестезии. При помощи маленьких ножниц и пинцета он отстриг несколько клочков почерневшей кожи и плоти, промыл рану, а затем начал зашивать ее.
Тревор чувствовал сильный дискомфорт, но никакой настоящей
– Мне нужно быть уверенным, что рана не откроется, если вдруг придется быстро поворачиваться, – сказал он.
– Вам следует на некоторое время воздержаться от резких движений.
– На мне все быстро заживает.
– Правильно, – сказал врач. – Теперь я вас вспомнил. – По странному капризу природы, на этом человеке действительно все быстро заживало.
– Как раз время – это та единственная роскошь, которая мне недоступна, – ответил Тревор. – Я хочу, чтобы вы зашили рану покрепче.
– В таком случае я могу воспользоваться более грубым шовным материалом, скажем, нейлоном 3-0, но после него может остаться довольно уродливый шрам.
– Меня это не тревожит.
– Тогда прекрасно, – сказал врач, поворачиваясь к стальному столику на колесах, на котором были аккуратно разложены стерильные хирургические инструменты. – Что касается боли, то я могу дать вам немного «димерола». – И сухо добавил: – Или вы предпочитаете не пользоваться лекарствами?
– Вполне сойдет и ибупрофен, – ответил Тревор.
– Как вам будет угодно.
Тревор выпрямился; его била дрожь.
– Что ж, я ценю вашу помощь. – Он вручил доктору несколько тысячешиллинговых банкнот.
Врач смерил его взглядом и проговорил чрезвычайно неискренним тоном:
– Всегда к вашим услугам.
Анна мыла лицо горячей водой. Плеснула ровно тридцать раз, как ее учила мать. Из всех форм тщеславия мать имела только эту. Следи за тем, чтобы кожа была упругой и светилась. Сквозь шум воды она услышала телефонный звонок. Схватив полотенце, чтобы вытереть лицо, она бегом бросилась к трубке.
– Анна, это Роберт Полоцци. Я звоню не слишком поздно?
Роберт Полоцци из отдела идентификации.
– Нет-нет, Роберт, нисколько. Так что это оказалось?
– Слушайте, во-первых, насчет патентного поиска.
Анна совсем забыла о том, что просила провести патентный поиск. Она приложила полотенце к лицу, с которого капала вода.
– Нейротоксин… – заговорил ее коллега.
– Ну да, конечно. Вам удалось что-нибудь найти?
– Держите. 16 мая этого года, номер патента… ну, это очень длинное число. Так или иначе, патент на именно этот синтетический состав получила маленькая биотехнологическая компания, зарегистрированная в Филадельфии. Называется она «Вортекс». Это, как сказано в описании, «синтетический аналог яда морской улитки конус, предназначенный для исследований in-vitro». А дальше идет всякая ахинея насчет «локализации ионных каналов» и «меченых хемохимических рецепторов». – Он сделал паузу, а затем снова заговорил; его голос звучал несколько нерешительно: – Я позвонил туда. Я имею в виду в «Вортекс». Конечно, выдумав предлог.
Немного
– Удалось что-нибудь узнать?
– В общем-то, совсем немного. Они говорят, что запас этого токсина у них минимальный и весь находится под строжайшим учетом. Его трудно производить, и поэтому вещества очень мало, тем более что оно используется в смехотворно крошечных количествах и все еще остается экспериментальным. Я спросил, можно ли его использовать как яд, и парень – я говорил с научным директором фирмы – сказал, что да, конечно, можно, что природный яд морской улитки конус обладает страшной силой. Он сказал, что крошечное количество его, попав в организм, повлечет немедленную остановку сердца.
Анна почувствовала нарастающее волнение.
– Он вам сказал, что вещество находится под строжайшим учетом – это значит, что оно лежит в шкафу и заперто на замок?
– Именно так.
– И этот парень нормально воспринял ваш звонок?
– Мне так показалось, хотя кто знает.
– Прекрасная работа, благодарю вас. А не могли бы вы выяснить у них, не было ли в какой-нибудь из партий этого вещества недостачи или вообще какой-нибудь путаницы?
– Уже сделано, – гордо сообщил агент. – Ответ отрицательный.
Анна почувствовала острый приступ разочарования.
– Вы могли бы разузнать для меня все, что удастся, насчет «Вортекса»? Кому фирма принадлежит, кто ею руководит, кто в ней работает, ну, и так далее?
– Будет сделано.
Она повесила трубку, села на край кровати и задумалась. Вполне возможно, что, потянув за эту ниточку, удастся распутать заговор, стоявший за всеми этими убийствами. Или не распутать ничего.
Ход ее расследования принимал все более и более обескураживающий характер. К тому же венская полиция нисколько не преуспела в розысках стрелка. Автомобиль «Пежо», в котором он сидел, был уже некоторое время назад объявлен угнанным – сюрприз, сюрприз… Еще один тупик.
Этот Хартман оказался для нее загадкой. Вопреки собственному желанию она сочла его симпатичным, даже привлекательным. Но он был типичным представителем своего круга. Золотой мальчик, рожденный для того, чтобы иметь деньги, наделенный симпатичной внешностью, самонадеянный. Он был Брэдом, тем самым футболистом, который изнасиловал ее. Такие люди идут по жизни, не оглядываясь и не глядя под ноги. Они, как говорила ее подруга по колледжу, большая любительница крепких выражений, считают, что их дерьмо не смердит. Они считают, что могут выбраться из любых неприятностей.
Но был ли он убийцей? Как ни взгляни, это казалось ей маловероятным. Анна поверила его версии о том, что случилось в доме Россиньоля в Цюрихе; это подтверждалось расположением отпечатков пальцев, да и собственное мнение Анны об этом человеке говорило в данном случае в его пользу. Но при всем том у него была с собой пушка, паспортный контроль не располагал никакими сведениями о его прибытии в Австрию, а сам он не пожелал дать всему этому никаких объяснений… К тому же тщательнейший обыск его автомобиля ничего не дал. Там не оказалось ни шприца, ни ядов, ничего вообще.