Протокол "Второй шанс"
Шрифт:
Луций, как обычно, оказался прав. А она в очередной раз ошиблась. Боги…
– Атия, прошу тебя, не принимай необдуманных решений, - раздался умоляющий голос Луция, и она вздрогнула.
Она даже не заметила, как он оказался рядом.
– Я должна увидеть Гая, - сорвалось с ее губ. Голос прозвучал серо и безжизненно.
Боги, где она ошиблась? Когда пропустила превращение сына, ее милого маленького Гая, в это… безжалостное чудовище?
– Зачем?! – голос Луция сорвался на крик, - Зачем, я тебя в сотый раз спрашиваю?! Ты хочешь, чтобы он узнал, что тебе все известно? – он ухватил ее за руки и повернул к себе, - Думаешь, он сделает скидку на то, что ты его мать? Расскажи это Цезарю!
Дядя… Ее сын не сжалился даже над своим собственным двоюродным дедом. Что… Что она сделала не так?!
– Извини, сорвался, - Луций убрал руки с ее предплечий и почесал голову. В его голосе сквозила усталость, - Пойдем.
Без сопротивления, Атия позволила ему увлечь ее за собой, за угол, назад в дом, что некогда принадлежал лучшему оратору Города, а теперь стал обителью монстра, которого она считала своим любимым сыном. Никаких сил спорить просто не осталось.
Эбурий молчаливой тенью следовал за ними.
– Ну? Ну что там? – с порога набросилась на них возбужденная Скрибония, - Вам удалось что-то выяснить? – всем своим видом она выражала бесконечную, отчаянную надежду.
Бедная, бедная женщина, она даже не подозревала, за какое чудовище ее выдали замуж по чисто политическим мотивам.
– Дядя Гай, - только и смогла выдавить из себя Атия, и ее голос сошел на нет.
В отчаянной попытке сдержать слезы, она закрыла лицо руками.
Повисла неловкая пауза. Скрибония ожидала каких-то пояснений, но Атия, как ни старалась, не могла отыскать в себе сил выдавить из себя еще хоть слово.
Ей на помощь пришел Луций:
– Нет там никаких лемуров, - сухо сказал он, - И никогда не было. Был твой муж, и делишки, которые он любил проворачивать в темноте.
Атия убрала ладони от лица и тихо всхлипнула, вытирая намокшие глаза.
Растерянный взгляд Скрибонии скользил с нее на Луция и обратно.
– Филипп, что ты имеешь в виду?
– Твой муж держал людей в плену, прямо за стеной твоей спальни. Как минимум с середины января. В специально переоборудованной для этого комнате. Вход туда был только из подвала, - раздраженно выплюнул Луций.
Он злился больше на себя, чем на кого-либо другого – Атия слишком хорошо его знала для того, чтобы этого не понять.
Рот Скрибонии приоткрылся в изумлении. Она никак не могла поверить. Бедная, бедная наивная женщина.
– В… В смысле? – выдавила наконец она.
– В прямом. Ты говорила, что слышала, как в твою стену кто-то стучал? Слышала шорохи, иногда крики? Сама догадаешься, что это было, или мне объяснить? – Луций смерил ее скептическим взглядом, но прежде, чем она успела ответить, резко посуровел и обернулся к рабам сына, - И вообще! Какого, объясните мне, вы все молчали о том, что ваш хозяин стоит за исчезновением великого, мать его, понтифика?!
Не удержавшись на одном месте, Луций принялся ходить из стороны в сторону. Лица сгрудившихся вокруг них рабов вытянулись, но никто не решался его перебить.
– Вы же понимаете, идиоты, что вы все теперь пойдете под суд как сообщники, а?! Ваш хозяин, при вашем прямом пособничестве замучил и убил как минимум двоих римских граждан! Вы хоть примерно представляете, чем это вам грозит?!
Луций замолчал. Глаза его метали молнии, пока он, обводя взглядом всех присутствующих, пытался перевести дух. Неужели он всерьез считал, что хоть кому-то в этом городе было под силу привлечь к суду сына, не говоря уж о том, чтобы добиться его осуждения? Пускай даже и за убийство Лепида и дяди Гая.
– Луций, - тихо сказала Атия и положила руку мужу на плечо, - Луций, они…
Договорить ей не удалось – старик Архидам на полуслове перебил ее и испуганной скороговоркой выпалил:
– Какой великий понтифик? Кого убили?! Боги, мы ничего не знали! Нам… Нам хозяин еще в начале года строго приказал не соваться в подвал, - он замолчал, задумавшись, а затем, словно решив что-то для себя, добавил, - Он туда пускал только Леарха и своих германцев.
– Леарх? Германцы? – Луций нахмурился. Его требовательный взгляд уперся в Архидама.
– Леарх, - Архидам кивнул, - Доверенное лицо хозяина. Правая рука. Худой кучерявый мужик. Грек, как и я, в рабство попал еще по молодости за долги, до сих пор никак не выкупится.
– Ты давно его в последний раз видел? – не унимался Луций.
– Вчера, вроде, - после раздумий, ответил Архидам, - Он из дому ушел и больше не возвращался.
– А сегодня? – Архидам отрицательно помотал головой, и Луций обратил внимание на других рабов, - А вы? Вы тоже не видели?
Те тоже помотали головами.
Какое-то резкое движение привлекло внимание Атии. Светлый раб, усы которого выдавали в нем германца, испуганно оглядывался, словно ища пути для отступления. Луций ничего не заметил, только глухо зарычал и принялся мельтешить с еще большей интенсивностью.
– А… А кого убили-то? – с опаской глядя на Луция, спросил Архидам. Сердце пропустило удар.
Луций остановился, посмотрел на него как на полнейшего идиота и отрезал:
– Марка Эмилия Лепида и Гая, мать его, Юлия Цезаря!
Атия прикрыла рот рукой и всхлипнула.
Почему? Почему из ее сына, не по годам умного и рассудительного мальчишки, вырос этот человек? Где она ошиблась? Ни она, ни Октавий, ее первый муж и отец Гая, ни Луций никогда, его такому не учили, никогда сами себя так не вели. Боги, откуда это в нем взялось?!
Память, непрошено, но настырно, намекала ей, что ничего не случилось внезапно. У сына был огромный сомнительный послужной список. Гражданские войны. Проскрипции. Убийства без суда и следствия. За последние несколько лет прозвучало достаточное количество звоночков, но она, с упорством достойным лучшего применения, отрицала само их наличие, предпочитая довольствоваться его объяснениями. Долг перед дядей. Месть. Политическая необходимость.