Протоколы Эйхмана. Записи допросов в Израиле
Шрифт:
ЭЙХМАН. Я думаю, это было в начале октября 1939 г. Мой постоянный представить при центральном отделе в Вене гауптштурмфюрер Гюнтер и я получили по телеграфу приказ явиться в Берлин к начальнику Управления тайной государственной полиции, будущему группенфюреру СС Мюллеру. Говорилось, что я должен буду подготовить для Геринга доклад по еврейскому вопросу. На самом же деле Гюнтера и меня перевели в Берлин, чтобы организовать там центральную службу эмиграции евреев. Я сообщил, что меня нельзя отзывать из Праги, искал разные отговорки. Меня ведь только что перевели из Вены в Прагу. Из Берлина не отвечали ни да, ни нет, и я уже думал, что выиграл это дело. Но, спустя несколько дней, получил телеграмму, в которой сообщалось - на этот раз совершенно конкретно, - что с такого-то числа я переведен в Берлин. Я должен был еще сдать дела по протекторату, и мы с гауптштурмфюрером Гюнтером поехали в Берлин. Место службы нам определили на Курфюрстенштрассе, кажется, номер 116 - дом, принадлежавший раньше какой-то еврейской организации. И ресторан там был. Дом был весь в мраморных лестницах, с большими залами, вообще-то говоря, непригодными для учреждения, но центральное ведомство с большим потоком посетителей там можно было разместить. Мы привлекли людей из Праги и Вены, чтобы организовать работу таким же потоком, какой был там. Некий доктор Эпштейн из имперского объединения евреев в Германии - так, кажется, называлась официальная головная организация - выполнял в Берлине примерно ту же функцию, что д-р Лёвенгерц в Вене. Ведомства, которых это касалось, выделили нужных чиновников, и дело пошло. Пока эмиграция не застопорилась окончательно; это было, когда уже шла война с Советским Союзом. К тому времени эмиграция была уже и так сильно затруднена; насколько я помню, оставался один-единственный маршрут на юг и еще в восточном направлении через Румынию. Summa summarum, в общем и целом, деятельность нашего "центрального отдела" превратилась в мучение. Можно сказать, была безрадостная перспектива для обеих сторон. Для евреев, потому что на самом деле было трудно найти какие-либо существенные средства для выезда. Для нас, потому что дело стояло, не было отъезжающих.
ЛЕСС. Но ведь одна из ваших обязанностей заключалась в том, чтобы до конца 1940 г. очистить от евреев хотя бы Вену - эвакуировать всех.
ЭЙХМАН. Но, господин капитан, не только ведь Вена. Мне ставились самые разные сроки, к которым я должен был всех отправить, - но, конечно, я должен здесь сказать, - легко было приказывать. Но эти сроки никогда не выдерживались, поскольку исполнение зависело от многих факторов, находившихся совершенно вне сферы моей ответственности.
ЛЕСС. Я читаю вам теперь текст из отчета венского отдела: "2 декабря 1939 г. д-р Лёвенгерц доложил гауптштурмфюреру Эйхману, - наверное, он посетил вас в Берлине?
– что американский комитет "Джойнт дистрибьюшн" сообщает ему, что валюта будет выделяться только при условии продолжения процесса эмиграции... Если в марте 1940 г. будет возобновлена отправка людей эшелонами в Польшу, выплаты будут прекращены... Гауптштурмфюрер Эйхман уполномочивает д-ра Лёвенгерца уведомить "Джойнт", что эшелоны в Польшу будут отменены, если "Джойнт" заявит, что будет предоставлять еврейской общине валюту до конца 1940 г., а еврейская община обязуется обеспечить ежемесячно отъезд соответствующего числа евреев, с тем чтобы эмиграция могла быть завершена до конца октября 1940 г.".
ЭЙХМАН. Это поручение я дал д-ру Лёвенгерцу в Берлине, но здесь, в управлении гестапо, я больше ничего не делал, не решив вопрос с начальником IV управления. Мне ведь не надо было теперь обращаться к инспектору в Вене или к командующему в Праге. Наверное, дело было так, что я обратился письменно, никак не устно, через начальника IV управления к Гейдриху и сообщил: вот, пожалуйста, мы получим столько-то и столько валюты, если не будем отправлять эшелоны в Польшу. И мне, очевидно, было отвечено: прекратить отправку. Как раз в это время были большие перестановки в гестапо, и мне поручили отдел IV В 4. Наверное, Мюллер тогда подумал - нечего им там делать в отделе эмиграции, а я могу сократить штаты. Это был еврейский отдел, и он находился до тех пор вместе с IV управлением на Принц-Альбрехтштрассе, дом 8. Гиммлер, а под ним Гейдрих были моими высшими начальниками. А четвертым управлением в Главном управлении имперской безопасности ведал Мюллер. Между ним и моим отделом был еще руководитель группы отделов В. Все дела шли, конечно, на подпись через него, но, по существу, они его не слишком интересовали, так что я всегда старался попасть прямо к Мюллеру. Всего в IV управлении было от 18 до 22 отделов. Отдел, который поручили мне, остался из-за нехватки места на Курфюрстенштрассе. В отделе эмиграции остались у меня, кроме Гюнтера, несколько человек из Вены и Праги. А в гестапо я получил вместе с отделом IV В 4 не только его название, но и весь личный состав, кроме бывшего начальника.
ЛЕСС. Когда вы говорите о Гюнтере - о каком? Там были два брата?
ЭЙХМАН. Гауптштурмфюрер Гюнтер, Рольф Гюнтер. Он был моим постоянным представителем. У нас не было слова "заместитель". Текущая работа отдела как шла, так и продолжалась, потому что сотрудники просто переехали в другое место, только и всего. Гюнтер вникал в основном в эти новые для нас обоих, совершенно неизвестные дела гестапо, но, собственно говоря, это было ему и не нужно, потому что старые чиновники все равно делали - если разрешите выразиться грубо - как им заблагорассудится, спустя рукава. А я занимался планом по Мадагаскару.
ЛЕСС. Почему вы этим занялись?
ЭЙХМАН. Из-за войны эмиграция снизилась практически до нуля. Если разрешите еще раз вернуться назад: Терезиенштадт тоже не был выходом, а попытка использовать Ниско на реке Сан провалилась. Шла военная кампания во Франции, она давала мне новую надежду на решение, по меньшей мере, временное. Я вспомнил про хлопоты Теодора Герцля о еврейском государстве; Адольф Бём писал, что Герцль интересовался также и Мадагаскаром. Но я вспомнил, что он наткнулся с этим делом на сильное сопротивление в своих же рядах. Я подумал: мне все равно, где это найдется - земля и место на ней; там и надо хвататься. Дело ведь принимало все более угрожающие масштабы: законы, обязывающие евреев покинуть места своего проживания, - с одной стороны; нажим со стороны партии на нееврейское население - с другой. Не надо было большого ума, чтобы понять - если так пойдет и дальше, то дело кончится таким крахом, что даже трудно себе представить. Пусть не то, что потом произошло. Но что-то должно случиться, говорил я себе, потому что если котел, доверху полный воды, долго нагревают, а клапана нет, то рано или поздно котел взорвется. На своей скромной должности я стремился помочь найти этот клапан; я хотел бы уподобить этому клапану мои старания - найти где-нибудь возможность расселения. И с "планом Мадагаскар" у меня возникла идея нового решения.
ЛЕТОПИСЕЦ. Военная кампания во Франции, начавшаяся немецким наступлением 10 мая 1940 г., завершилась уже 25 июня полной победой вермахта и перемирием, превратившим половину страны в зону оккупации. Остров Мадагаскар был в то время французской колонией с населением всего 3,5 миллиона человек - на территории, в два с лишним раза большей, чем ФРГ (до объединения).
ЭЙХМАН. Теперь я мог видеть на примере Терезиенштадта, что переселение в гетто, "геттоизация", ничего не дает. Там было достигнуто решение, более или менее приемлемое, как я это себе представлял, примерно для 10.000 человек, но туда сгоняли слишком много людей. Многие гауляйтеры хотели избавиться в своих областях от евреев, которые уже не могли эмигрировать из-за преклонного возраста. Эти гауляйтеры пускали в ход любые средства, чтобы получить согласие Гиммлера и "спихнуть", как они говорили, "своих евреев" в Терезиенштадт. С другой стороны, против этого гетто возражал гауляйтер Саксонии, мотивируя тем, что евреи создают очаг эпидемий и огромный черный рынок вблизи границ его области. Я постоянно указывал на эти трудности, хотя они и не относились к моей компетенции, поскольку проводить "геттоизацию" было приказано лично Гиммлером. А он давно держался позиции Штрейхера, журнала "Штурмовик", полная противоположность своему подчиненному - начальнику полиции безопасности и СД Гейдриху, который не был сторонником этой совершенно нереалистической концепции - что называется, и дураку ясно.
ЛЕСС. Мадагаскар казался вам реальнее?
ЭЙХМАН. Сначала я пошел в управление по делам эмиграции министерства внутренних дел и справился там о географическом положении, климатических и природных условиях и других сведениях. Получил основательную информацию в Тропическом институте в Гамбурге, и дело не казалось мне таким уж невозможным. Мне представлялось, что в правовом отношении это может быть автономная еврейская область Мадагаскар. До этого времени я мог как простой исполнитель прятаться за широкой спиной какого-то ответственного работника. Теперь в Берлине это стало иначе. Теперь я сам был ответственный работник, здесь действовала бюрократическая машина, с которой мне прежде не прихолилось сталкиваться, с которой я еще не был знаком. Столько возникало трудностей, затевались нудные обсуждения, тысячи возражений со стороны центральных инстанций! Одни заявляют, что вопрос в их ведении, другие - то же самое! Министерство иностранных дел, например, отрицало право полиции безопасности заниматься этим вопросом на том основании, что Мадагаскар не в Германии. Люди не понимали целей и задач. Они ведь не читали ни одной серьезной книги, не изучали фундаментальных трудов. У них не было внутреннего ощущения этого дела. Они не вникали в проблему как таковую. Правительственный советник по фамилии Лишка, например, никогда не интересовался этим вопросом. Советник Лишка, советник Ланге, советник Зур, советники X, Y, Z - не важно, кто именно; любой сухарь-чиновник, ему не было дела до Ниско на Сане, ему не было дела до Терезиенштадта, ни до чего ему не было дела, потому что его ничто не интересовало, "этого нет в делах, нет прецедента, по регистрации не значится..." - и он не желает с этим связываться. Ясное дело - эти люди сидят себе тихо, и так им гораздо легче. Ведь эти люди не читали, скажем, фундаментальных трудов, не прорабатывали их. У них не было внутреннего ощущения... А когда план, наконец, полностью прояснился, и ни у одного из центральных ведомств не осталось пожеланий - тогда было уже поздно. Немецкие войска давно были в Париже, но до Мадагаскара нам было не добраться. Когда ушел французский флот и Германия оккупировала не занятую до тех пор часть Франции до самого Средиземного моря, о Мадагаскаре не могло быть уже и речи. На том дело и кончилось, порушилось. Проснулись! Должно быть, это 1940 год.
ЛЕТОПИСЕЦ. Эйхман ошибается, называя год. После того как 7 ноября 1942 г. войска западных союзников высадились в Северной Африке, Германия 11 ноября 1942 г. оккупировала еще не занятую часть Франции, включая средиземноморское побережье. Французский военный флот, стоявший в порту в Тулоне и "нейтрализованный" по условиям перемирия, был затоплен командами кораблей - командующий не захотел отдать немцам. После этого связь метрополии с французской колониальной империей, в том числе с островом Мадагаскар, прекратилась.
ЛЕСС. Целью мадагаскарского плана было охватить всех евреев? В ваших документах говорится везде о четырех миллионах евреев.
ЭЙХМАН. Ну, все это, конечно, только теории. Поедут ли на Мадагаскар четыре миллиона - кто мог это знать.
ЛЕСС. План должен был способствовать решению еврейского вопроса?
ЭЙХМАН. В довольно значительном объеме - сначала главным образом для находящихся в Германии, Австрии и в Чехословакии евреев. А дальше было бы видно, что возможно еще.
ЛЕСС. Евреи в генерал-губернаторстве - их, может быть, тоже имели в виду?
ЭЙХМАН. Конечно, я ведь уже упоминал Радом...
ЛЕСС. Слышали ли вы о сообщении польской научной комиссии, посетившей Мадагаскар в 1937 г.?
ЭЙХМАН. Нет, никогда, никогда, никогда! Меня побудил к этому Теодор Герцль.
ЛЕСС. Известно ли вам, что вопрос о Мадагаскаре раньше уже изучался, например - этой польской комиссией...
ЭЙХМАН. Нет, этого я... нет, этого я не знаю.
ЛЕСС. ...которая пришла к выводу, что там можно поселить самое большее 15.000 еврейских семей из Европы; однако часть членов комиссии считала, что и это число завышено?