Протоколы Эйхмана. Записи допросов в Израиле
Шрифт:
ЛЕСС. Осенью 1941 г. евреев из рейха и Австрии, из протектората Богемия и Моравия депортировали в Ригу и Минск?
ЭЙХМАН. Господин капитан, в 1941 г.
– возможно. Я этого не знаю. Я знаю только, что отправлялись поезда в Минск и Ригу.
ЛЕСС. Известно ли вам, что в этот период, осенью, оперативные группы ликвидировали депортированных евреев и в Риге и в Минске - расстреливали?
ЭЙХМАН. Это не было мне тогда известно, но потом, разумеется, стало известно.
ЛЕСС. Вы сказали, что инспектировали Минск?
ЭЙХМАН. Я уже сказал, что IV В 4, мой отдел, не занимался деятельностью оперативных групп на Востоке. Ни формально, ни по существу. И никаких... как мне правильнее выразиться... никаких наблюдателей или советников мы не посылали.
ЛЕСС. Вы получали текущие сообщения об оперативных группах, так называемые оперативные сводки и, следовательно, информацию
ЭЙХМАН. Так точно! Наряду с другими обязанностями оперативных групп, также о ликвидации евреев. Я никогда не говорил, что не знал о том, что там происходят ликвидации. Но отдел IV В 4 не имел к ним никакого отношения. К этому я должен еще добавить кое-что о том, что было до этого: обсуждение "плана Барбаросса". Незадолго до начала русско-германской войны в Берлине было созвано совещание, на которое должны были явиться все руководители Главного управления имперской безопасности. Здесь я в первый раз услышал это - кодовое название - подготовки войны против Советского Союза; были оглашены заранее разработанные планы, вся организация дела, и там значились оперативные группы "Восток" со своими оперативными отрядами, "айнзацкомандами". Оперативные группы начальника полиции безопасности и СД должны были двигаться вслед за наступающими немецкими войсками, чтобы сразу же за фронтом создавать полицейскую власть. Олендорф был поставлен их руководителем, "айнзацгруппенфюрером", он еще на Нюрнбергском процессе военных преступников сказал, что его группа расстреляла 84.000 или - я не знаю, может быть, 94.000 евреев.
ЛЕСС. Было ли сказано на том совещании, в чем должны заключаться задачи и функции оперативных групп?
ЭЙХМАН. Нет! Это не было сказано. Я подумал, что раз это дело военное, наступление, войска СС... Я считал, что меня обходят - ведь я продвигался по службе довольно быстро, - и сказал себе: вот ты сейчас оберштурмбаннфюрер, теперь вперед, на фронт, там скорее дадут штандартенфюрера! На самом же деле я так и просидел до 8 мая 1945 г. оберштурмбаннфюрером. Меня уже не могли повысить в звании, потому что должность начальника отдела соответствовала чину правительственного советника или старшего правительственного советника, а соответствующего ей звания в СС я уже достиг.
ЛЕСС. Вы побывали и в Освенциме?
ЭЙХМАН. Я получал все новые приказы, и я должен был посетить и Освенцим. Мюллер сказал мне, что там расширяется строительство. Я должен посмотреть и доложить ему. Господин капитан, эти люди всегда хотели навредить мне; где это видано - канцелярский служащий, а тут все эти ужасы, их представляют как можно страшнее, совершенно бессвязно! И они, конечно, радовались, когда мои нервы не выдерживали, когда я не мог... как они сами. Гёсс мне рассказывал - сам Гиммлер побывал у них и осматривал все подробно. Гесс сказал мне, что и у рейхсфюрера ноги подкашивались. Именно так он сказал - в пренебрежительном смысле, сам-то он, Гёсс, был закаленный. Это было в тот день, когда Гиммлер все это увидел и сказал Гёссу - наверное, чтобы самого себя подстегнуть и не выглядеть слабаком перед эсэсовцами в концлагере, - сказал, что "это битвы, которые следующим поколениям уже не придется вести". Когда я должен был осматривать установку, Гёсс вызвал машину с открытым верхом. Мы поехали куда-то по территории, я в Освенциме не ориентируюсь. Дальше, чем в комендатуре, сразу у главного входа, я до этого не был. И не имел желания. И вот я увидел из машины большое здание. Как фабрика, с огромной трубой, а Гёсс мне сказал: "Вот это производительность! Десять тысяч!" В это время там как раз происходило дело - отделяли работоспособных от тех, кого сочтут неработоспособными. А самого умерщвления газом я не видел. Я не мог. Я бы упал в обморок. Я уже подумал: ну вот, мне опять удалось не соваться! А тут он везет меня к яме, к большому рву, он был очень большой, я не могу назвать размер, может быть, сто метров в длину, а может, и 150 или 180 метров. И там решетка, огромные железные колосники. И на них горели трупы. И тут мне стало плохо. Мне стало плохо.
ЛЕСС. Вы ведь были еще и в Треблинке?
ЭЙХМАН. Тогда, разрешите, я скажу еще о последнем, о последнем пункте этой ужасной истории. Это Треблинка. Я получил приказ. Поехал в Треблинку к Глобочнику. Это во второй раз. Должен был доложить Мюллеру - установки уже действовали. Я представлял себе это так: деревянный дом справа от дороги, а слева там были еще другие деревянные дома, так мне это запомнилось. Вместо этого, опять с тем же самым гауптштурмфюрером Хёфле, я оказался на станции железной дороги; она называется Треблинка и выглядит точь-в-точь как немецкий вокзал - словно построено где-нибудь в Германии. С вывесками, указателями... Я там держался подальше. Я не подходил ближе, чтобы не видеть. Видел только, как по мосткам, отгороженным колючей проволокой, входила в здание колонна голых евреев... Нет, это не дом, это похоже на большой зал, там их газировали. Там их, как мне говорили, этим... как его? Циан...?
ЛЕСС. Цианистый калий!
ЭЙХМАН. Цианистый калий... Или кислота? Как называется кислота - цианистая? Как это происходит, я не смотрел. Я доложил об этом Мюллеру, и он, как всегда ничего не - сказав, принял мой отчет к сведению, без комментариев. Только выражение его лица говорило: "Я ничего не могу поделать". Я убежден, убежден, господин капитан, я выгляжу смешно, я знаю, но я убежден - если бы решать мог Мюллер, этого не произошло бы. При Мюллере нет!
ЛЕТОПИСЕЦ. Речь идет о синильной кислоте - бесцветной жидкости, пахнущей горьким миндальным маслом, с химическим названием "цианистоводородная кислота", она кипит и превращается в газ уже при комнатной температуре. Вдыхание в количестве 60 миллиграммов вызывает смерть. Использовалась синильная кислота в виде выпускаемого промышленностью вещества "циклон В", предназначенного для дезинфекции, т.е. для истребления насекомых. Первые опыты массового убийства отравляющими газами национал-социалисты проводили еще во время так называемой кампании эвтаназии, когда душевнобольных убивали в психиатрических больницах на том основании, что они "бесполезны и отягощают народную общность". Акция направлялась "канцелярией фюрера" и была прекращена, когда, несмотря на меры секретности, народ узнал о ней и, невзирая на лозунг "неизлечимо больным оказывают милость легкой смерти", начались протесты. В оккупированных областях на Востоке убийцы получили новое, несравненно более широкое поле для своей деятельности; одна из ее наиболее зловещих фигур - капитан полиции Христиан Вирт, с которым Эйхман встречался при первом посещении Треблинки. В конце войны был убит партизанами.
ЛЕСС. Что вам известно о газе "циклон В"?
ЭЙХМАН. Об этом я совсем ничего не знаю, разве только слышал, что в пиве... Так вот, что газ назывался "циклон В", я слышу сейчас в первый раз. Были какие-то круглые штуки, вроде пачки картонных подставок для бокалов в пивных. А был ли это "циклон В" или это синильная кислота, я не знаю.
ЛЕСС. Теперь я вам зачитываю текст из протокола на немецком языке Международного военного трибунала в Нюрнберге - процесса по делу главных военных преступников. Речь здесь идет о показаниях, данных под присягой в качестве свидетеля комендантом лагеря Освенцим с 1940 по 1943 гг. Рудольфом Гёссом. Он сказал: "Эйхман не раз бывал в Освенциме и знал всё подробно".
ЭЙХМАН. Я не знал ничего иного, господин капитан, кроме того, о чем уже сказал. Я знал, что этими круглыми картонными штуками умерщвляют людей. Это сказал мне Гесс и даже показал мне одну. Еще я видел это большое здание снаружи. Но я не видел процесса уничтожения ни в Освенциме, ни где-либо в другом месте. Только в Минске я оказался в то время, когда там стреляли. В остальных случаях я отказывался, потому что мне хватило уже того, что я видел, как сжигали, как горят трупы. Я не мог этого вынести.
ЛЕСС. Когда Рудольф Гёсс был арестован поляками, он делал автобиографические заметки. Здесь у меня его книга "Комендант Освенцима". Я вам читаю: "Эйхман ознакомил меня с умерщвлением выхлопными газами грузовых автомашин, которое применялось на Востоке. Но для ожидавшихся массовых поступлений в Освенцим этот способ не годился. Умерщвление окисью углерода, угарным газом, впрыскиваемым в баню, как делалось с душевнобольными в некоторых местах в рейхе, потребовало бы слишком большого строительства, и получение газа для таких больших масс было проблематично. Мы не пришли в этом вопросе к определенному решению. Эйхман хотел навести справки о газе, который можно легко получить и который не требует дополнительных сооружений, и тогда сообщить мне". Вы желаете прокомментировать это?
ЭЙХМАН. Конечно! Было очень много подобных утверждений, и все это просто выдумано. Я хорошо вижу, чего он хочет, - только одного: выгородить собственную службу, Главное управление делами и хозяйством СС, где начальником был обергруппенфюрер Поль; это они занимались всеми техническими деталями, с которыми управление гестапо вообще никаких дел не имело. По неизвестным мне причинам, разумеется, вполне понятным, он хочет защитить технические отделы в Главном управлении делами и хозяйством СС. Ни в каком виде - готов поклясться чем угодно, господин капитан, - я этих дел с Гессом не обсуждал. Наоборот, когда Мюллер послал меня первый раз в Освенцим, Гесс сам мне показывал этот картонный кружок.