Провал в памяти
Шрифт:
– Должно быть, горничная уже убрала, поменяла постель и все остальное, – предположила Делла.
Он кивнул, не в силах выбросить из головы смутные воспоминания о прошедших днях.
– Ты вспомнил? – спросила Делла, хотя задавала этот вопрос уже раз десять. Вместо этого ей хотелось спросить "Почему?", но она понимала, что это преждевременно.
– Я помню все слишком хорошо.
– Ну так что же?
– Но эти воспоминания так неестественно сильны, что мешают припомнить остальное. Все начинается здесь. – Пит повернулся
– И ты ничего не делал, а только сидел здесь в комнате?
– Я смотрел телевизор.
– Ты ведь никогда его не смотришь.
– Знаю, но на этот раз смотрел.
– А что ты ел? – спросила Делла.
Пока Пит пытался припомнить, она осмотрела номер. Комната была настолько обычной, без единой отличительной черточки, что нельзя сбрасывать со счетов и такую фантастическую возможность – Пит здесь никогда не бывал. Может быть, здесь вообще никто никогда не жил. На поверхности стола не было ни единого пятнышка.
– Я не помню, чтобы я что-то ел, – сказал он. – Очевидно, я спускался в ресторан.
– Может, портье знает. Пит обвел комнату взглядом.
– Давай пойдем спросим его.
Портье, дежурившего в смену с четырех дня до полуночи, звали Лерой Симмонс, это был невысокий, лысеющий мужчина. На его неприметном, бледном лице выделялась ниточка усов – такая тоненькая, что казалось, будто он рисовал их карандашом. Портье равнодушно посмотрел на них и сдержанно улыбнулся Питу.
– Могу вам чем-нибудь помочь? – Он задержал вопросительный взгляд на Делле. Пит, скорее всего, не указал перед своим именем "миссис и мистер", когда заполнял регистрационную карточку.
– Да. – Пит соображал, как бы получше изложить свою просьбу. – Вы не помните, как я приехал в ваш мотель?
– Три дня назад, не так ли? – спросил Симмонс. Он придвинул к Питу регистрационный журнал и перелистал его страницы. – Вот. Во вторник вечером, в шесть двадцать. – Портье снова посмотрел на Деллу, укрепляясь во мнении, что именно она является источником проблем, которые ему предстоит разрешить.
Пит помолчал минуту, переваривая полученные сведения и собираясь с мыслями, потом заставил себя улыбнуться:
– У меня, по-моему, приступ амнезии. Я был ранен на войне. Иногда это случается.
Симмонс, казалось, был чрезвычайно поражен. Его рот приоткрылся, обрамлявшая губы черная линия усиков изящно изогнулась.
– Понимаю, – сказал он.
– Я подумал, не поможете ли вы мне вспомнить, что со мной было в эти дни.
– Но я дежурю только вечерами, – сказал Симмонс.
– Тогда сколько вспомните. Симмонс вертел в пальцах черно-золотистую ручку, прикрепленную цепочкой к столу.
– А что бы вы хотели узнать?
– Я приехал вечером? Может, я покупал газету или журнал?
– Два раза,, – отозвался Симмонс, – оба раза газету.
Пит нахмурился. Он не помнил, что читал газеты. Это было странно, принимая во внимание, что все три прошедших дня прекрасно сохранились в его памяти.
– Мы разговаривали с вами о чем-нибудь?
– О погоде, – ответил Симмонс. – Пейзажах. – Он покраснел, его бледное круглое лицо слегка напряглось. Казалось, он вот-вот рассмеется. – Извините, но я не помню точно, что я говорил. Слишком много народу приезжает и уезжает ежедневно, а говорят все всегда одно и то же.
Ему больше нечего было добавить. Пит достал чековую книжку и спросил:
– Сколько я должен?
Симмонс очень удивился:
– Вы заплатили за три дня, когда приехали. Пит посмотрел в книжку, но не мог обнаружить доказательства слов Симмонса.
– Нет, вы заплатили наличными, – сказал портье. – Это не часто у нас случается. Но вы настояли на этом. Вы сказали, что, возможно, вам придется уезжать в спешке, и не хотелось бы терять время в очереди, если отъезд придется на самый час пик.
Когда они вышли на веранду, Делла вдохнула золотой вечерний воздух и сказала:
– Надо признаться, не много света он пролил на сложившуюся ситуацию.
– Совсем не пролил, – поправил ее Пит.
– Что?
Он достал из кармана бумажник и раскрыл его. Там были две пятидолларовые купюры и две купюры по одному доллару.
– В четверг у меня было двенадцать долларов вот такими же бумажками. Я отлично это помню. И вот опять двенадцать долларов… Чем же я заплатил?
– Я не понимаю…
– Значит, мы оба не в себе.
Мимо них по широкой бетонной дорожке прошла горничная со своей тележкой. Она остановилась у дверей, вытерла руки о тряпку, висевшую на поясе, и бросила ее на тележку. Когда она закрыла за собой дверь, Пит подошел к ней.
– Простите… – начал он.
Женщина подняла на него взгляд. Она была испанкой или пуэрториканкой. Когда-то двадцать лет и пятьдесят килограммов тому назад она была хороша собой. Годы стерли ее красоту, но глубокие темные глаза, окруженные складками отекших век, смотрели на Пита с опаской и подозрением.
– Да? – спросила горничная.
– Вы убирали номер 34 последние три дня? Она прищурилась, глаза совсем исчезли.
– Я ничего не трогала, – сказала она.
– Я вас ни в чем не обвиняю, – уверил ее Пит. Он достал пять долларов из бумажника, сложил купюру и протянул ей. – Мне нужно кое-что выяснить.
Горничная посмотрела на Деллу, потом на пятерку, потом на Пита, затем снова на пятерку. Она взяла деньги и сунула в карман своего форменного платья.
– Что вы хотите узнать?
– Вы не заметили ничего необычного в номере 34? Что-нибудь, пусть даже какую-нибудь мелочь?