Проверка на разумность
Шрифт:
— Очень, — вздохнул Торк, вставая на цыпочки и приподнимая Марину, чтобы она смогла услышать его последние слова. — Девушка ты симпатичная Я бы за тобой приударил, если бы не знал, как ты расправляешься с теми, кто пытается это сделать. Ты, правда, убила тех троих?
— Правда. Они меня затащили в подвал и попытались изнасиловать. Кстати, у них почти это получилось, даже одежду сорвали. Они знали, что я буду сопротивляться, поэтому сразу ударили меня по голове дубинкой, когда шла к себе в комнату, причем сделали это подло, из-за угла. Когда очнулась, мои руки уже привязывали к радиатору отопления.
— Скверная
— Мне повезло, что один из наших ребят пошел меня искать, он догадался как-то, что я внизу, и спустился в подвал. Дальше все было очень плохо, он меня отбил, развязал и дал возможность убежать, а сам остался один против троих. У них были дубинки и ножи, а у него только руки, поэтому его убили. Дело было в казарме, шума никто не стал поднимать. Ты же знаешь, какие в десанте порядки: если не умеешь себя защитить, то умирай, хорошим воином тебе все равно не стать.
— Я не слышал об этом.
— Я никому это не рассказывала, иначе другие парни решили бы, что со мной легко сладить, а после этого вряд ли бы долго прожила в академии. Слабаков нигде не любят, над ними издеваются и в конце концов убивают. В тот же день я начала мстить и убила первого из них ночью, когда он спал. А как бы ты поступил на моем месте?
— Не знаю, может быть также, только сделал бы это тихо.
— Я специально сделала все так, чтобы все знали, что будет, если кому-то захочется моей ласки, иначе другие желающие не успокоились бы, а умная девушка всегда должна думать о своей репутации. Второго я убила на следующее утро на полосе препятствий — сломала ему шею. Третий испугался и побежал жаловаться к сержанту, а тот поставил нас в спарринг. Мы дрались ножами, он был сильнее меня, но я быстрее, поэтому смерть его была долгой и кровавой. После этого меня стали обходить стороной. Мне от этого стало не легче, потому что каждому человеку хочется тепла и понимания — все наши ребята скоро погибли, я одна осталась. Трудно было…
— То есть, если бы я за тобой приударил, ты бы меня не убила? — уточнил Евгений. — Я правильно понял?
— Конечно, нет, просто сделала бы инвалидом, и детей у тебя больше никогда не было, — рассмеялась Марина, вырываясь из его рук. — Глупые вопросы задаешь, разведчик. Ни одна девушка не знает, как она среагирует на ухаживание: может, ударит, а может и поцелует; не всех же мы убиваем, кого-то любим. Откуда мне знать, если ты не подошел?
Она погрузилась в жидкость полностью, еще какое-то время он видел ее обнаженное тело на дне, а потом и сам стал глотать желтый раствор, уже не пытаясь всплыть. Действительно, что плохо начинается, то плохо и кончается, исключений не бывает.
Скоро он напился этой жидкости достаточно, чтобы задохнуться и умереть, но удушье почему-то не наступило — наоборот ему стало хорошо: даже ребра перестали болеть…
Торк поплыл к Марине просто для того, чтобы быть ближе; человек всегда тянется к другому человеку, когда вокруг все чужое, и смерть близка, но доплыть до нее не сумел. Когда он коснулся дна, его ноги обвили силовые путы и прижали ко дну так, что мог только стоять, качаясь под напором воды, как колеблются водоросли на дне реки при сильном течении.
А потом жидкость забурлила, и через очень короткое время он оказался между прозрачными стенами,
Девушку лежала на дне за стеной, и она была жива, Евгений видел, как она недоуменно смотрела по сторонам.
А потом снова появился Крит.
— Можете говорить оба, — усмехнулся он, точнее защитная маска на лице. — Вижу, что хочется.
— Что вы делаете?
— Заткнись, — прошипела Марина. — Я хочу первой сказать.
Евгений успокоился, смирился и расслабился, пытаясь разобраться в своих ощущениях. Плохо ему определенно не было, наоборот тело чувствовало себя прекрасно, все боли прошли, даже голова перестала раскалываться. Правда, он ощущал себя большой рыбой, которую поймали в сети, потому что сдвинуться с места не мог, но это было даже весело.
— Говори, самка. Ты очень нетерпелива, я видел, как и раньше тебе хотелось говорить, но не дал тебе слова.
— Почему?
— Кто изрекает много, обычно мало понимает. Есть зависимость между молчаливостью и знанием.
— Возможно. А теперь ответь: что ты хочешь с нами сделать? Зачем нас поместил в эту жидкость?
— Я объясню, — киот щелкнул пальцем, и из пола вылезло что-то напоминающее кресло, в которое он сел. — Вы назвали себя разумными…
— Да, это так, мы строим звездолеты и обследуем многие пространства в поисках подходящих для жизни наших сородичей планет.
— Это понятно, но не вы одни пытаетесь захватить как можно больше планет для своего размножения, не у вас одних работает программа посева…
— Посева?
— Все живое лишь семя, которое носит космический ветер, однажды оно падает на благоприятную почву и появляется новая жизнь. Проходит время, живое развивается, меняется, приобретает подходящую форму для разума и начинает заселять большие пространства. Но скоро новые существа начинают чахнуть, погибать от старости, и тогда они отпускают на волю свое семя. Цикл повторяется. Вы неудивительны и неоригинальны. Наша раса уже давно собирает во вселенной тех, кто считает себя разумными, и после проверки решает, что с ними делать дальше. Кто-то получает нашу помощь, а кто-то изоляцию до тех времен, когда они смогут доказать свое право на разум.
— То есть те, кого вы посчитаете разумными, имеют шанс стать еще больше разумными, а те, кто кажется вам глупцами по ошибке выскочившими в космос, вы закрываете на планетах?
— Хорошо сказано. Почти в точку.
— А вам не приходило в голову, что сам выход в космос невозможен без разума?
— Спорить не стану, пока не посчитаю вас себе равными. Это бессмысленно, глупец не поймет большинства предложенных ему аргументов. Поэтому, если хотите продолжения разговора, придется сначала доказать нам, что вы разумны.
— А просто отпустить нас не можете?
— Логика подсказывает: если вы появились раз, то придете еще, следовательно, рано или поздно, нам все равно придется определяться, кем вас считать. Лучше сейчас, пока вас еще мало…
Марина посмотрела на Евгения сквозь прозрачную стену, несмотря на слой жидкости, он слышал каждое слово.
— Что думаешь?
— Насколько я понял, нас здесь никто не спрашивает. Решение принято, так, Крит?
— Конечно…
— И что мы должны сделать, чтобы доказать вам свою разумность?