Проверка на разумность
Шрифт:
— Могу объяснить, — Евгений уже доел мясо и теперь вытянулся возле костра, глядя, как языки огня лижут мокрую деревяшку. Еды ему вполне хватило, давно он не ел ничего столь же вкусного. — Если хочешь, конечно…
— Жду с нетерпением.
— Разум появляется не у всех, а только у тех, кто попадает в трудную ситуацию, кому тяжело выживать. Именно тяжелая жизнь и заставляет развивать мозг. Мне кажется, что и травоядное и хищник способны мыслить. Ну и конечно, нужно чье-то вмешательство, чтобы это произошло…
— О каком вмешательстве
— Нет, о ком-то еще более старом и могущественном — о том, кто создал эту вселенную.
— А… это ты говоришь о первом из древних, — Зеле улыбнулся, показывая все свои белые зубы. — Каждый носит в себе его крупицу. Ты, правда, считаешь, что именно он решает, кому стать разумным, а кому нет?
— А кто же еще? На нашей планете в свое время жило множество разных существ, но разумными стали только мы.
— Но почему он сделал разумными киотов, предков Аланы, да и вас тоже? Я хорошо к вам отношусь, считаю своими товарищами по несчастью, но мне непонятно, почему тем, кто убивает для того, чтобы набить себе утробу, он дал разум? Любое мышление предполагает созерцание и понимание. Нельзя убивать, это нарушает баланс.
— Наверное, тот, кто создал нас, думал иначе.
— Должно быть так, человек, но мне грустно это слышать. Твои слова заставляют меня с еще большим уважением вспоминать своих предков. Именно они давным-давно создали оружие, которое никто никогда не использовал, и многим поколениям казалось это глупостью. Теперь я понимаю, что древние лучше нас понимали вселенную, и были готовы к тому, что когда-нибудь и к нам прилетят хищники.
— Твои предки были мудры, — вздохнул Евгений. — Они знали, что этот день настанет.
— Вынужден признать их мудрость, — коротышка встал, поклонился закату и снова сел. — Они не умели летать в звездной пустоте, жили в мире и покое, но понимали многое, что для нас — их потомков, только спустя тысячи долгих лет только начинает доходить. Спасибо этому миру и тебе, человек, за то, что дал мне возможность это осознать.
— Пустяки, но мне приятно, что ты считаешь меня умным, — Торк покосился на Марину, которая лежала на земле с закрытыми глазами. — Некоторые называют меня недалеким…
— Некоторые называют тебя кретином, — буркнула девушка, не отрывая глаз. — Ложитесь спать, философы, завтра будет тяжелый день…
— Почему?
— Завтра мы дойдем до места, которое указали птахе киоты, тогда и выяснится, разумны ли мы.
— Почему?
— Потому что выживает умные, в этом киоты правы.
— Бескрылая права, — Алана взлетела на ветку, крепко вцепилась в нее когтями и закрыла глаза. — У меня тоже есть ощущение, что завтра наступит странный день, в котором каждый из нас узнает что-то новое о себе. Летуны хорошо ощущают расстояние, в этот день мы вернули потерянное время и даже немного его выиграли, если и завтра будем так же быстры, как сегодня, то придем на место, и у нас останется еще немного времени на то, чтобы найти укрытие и что-то придумать.
Торк
Ночью разразилась страшная гроза. Молнии сверкали со всех сторон, впиваясь в мокрую землю от проливного дождя. Мгновенно мир изменился. Все собрались возле ствола, несмотря на предупреждение Евгения о том, что молнии имеют неприятно свойство попадать в деревья — но это было единственное место, где было более-менее сухо.
Вокруг шумел ливень, словно водопад. Земля не успевала впитывать влагу, и степь на глазах превращалась в болото. Вода поднималась и угрожающе сверкала в свете молний, которые били в землю все ближе и ближе.
Даже Алана спустилась вниз, хоть сначала собиралась просидеть на ветке до утра. Она нахохлилась, расправляя перья, подняла крылья и спряталась под них, чтобы мелкие капли не били по голове. Всем остальным пришлось сидеть, прижимаясь друг к другу.
Гремело так, что разговаривать было невозможно. А потом молния ударила в паре метров от дерева, все на какое-то время оглохли и перешли в странное состояние, в котором трудно думать, и почти невозможно шевелиться. Все ждали следующего удара молнии прямо в дерево, но новый разряд ударил уже в метрах трехстах, а потом гроза стала уходить.
Минут через двадцать ливень перешел в мелкий моросящий дождь, а степь вокруг закрылась непроницаемой мглой, в которой не видно ничего.
— Это ужасно! — пожаловалась неизвестно кому Алана. — У нас такого не бывает никогда, и это прекрасно. Представляю, как тяжело лететь в такой ливень.
— У нас такое часто бывает, — Зеле прижался к Евгению. — Тогда мы собираемся в центральной пещере, сбиваемся в кучу и согреваем друг друга, и после такого ливня у нас всегда появляются дети.
— Интересно почему? — осведомилась Марина.
— Гроза длится долго — иногда несколько дней, всем хочется тепла, и как-то так получатся, что куча расползается по парочкам, занимая закоулки, потом снова собирается, и так немалое число раз. Многим нравится это время. В темноте никто не узнает другого, красавицы и дурнушки дарят любовь всем желающим без ограничений.
— Но вы же можете разжечь костер.
— Это запрещено нашими предками. Гроза — это то, что соединяет нас вместе. В темноте все становятся равными, а значит, племя становится единым целым.
— Неужели нельзя узнать, кого ты обнимаешь, даже если не видишь? — спросила девушка, похоже, ее поразило то, что рассказал, коротышка. — Это же легко.
— Узнать можно, но такого желания ни у кого нет, да и испуг пробуждает древние и самые правильные желания. Никто не обижается ни на кого, а дети, зачатые во время грозы, считаются священными и принадлежат всему племени. О них, пока они растут, заботятся все. У нас существует пророчество, что именно после очередной страшной грозы родится тот, кто поведет нас в новые миры.