Проверка на твердость

Хельд Вольфганг

Три молодых человека в военной форме беседовали друг с другом. Ефрейтор завел разговор о честности и утверждал, что в этом понятии существует большая разница между личным и общественным.

— Если я моему другу или соседу что-то пообещаю и не выполню своего обещания, это будет всеми расценено как постыдное и бесчестное действие, — утверждал он. — На производстве наоборот: я могу давать десять обещаний и не выполнить ни одного, и все же касса со мною расплатится сполна.

— Обман бывает для некоторых даже

полезен, — согласился с ним Андреас Юнгман. Он подумал о некоторых примерах из собственного жизненного опыта. — Кто остается честным, у того бывает много неприятностей. Например, в профшколе объявляется набор добровольцев в армию. У нас были ловкачи, которые подавали заявления, чтобы блеснуть. В течение недели у такого «добровольца» уже имеются все необходимые подписи, ему все выплачено, поставлены все оценки, бесплатно выданы водительские права, премия… — Он замолчал и вытер несколько капель краски с рамки стенной газеты. — Мне предлагали все это шесть раз, и только в последний я влез в военную форму. Хотелось испытать, обладаю ли я данными, необходимыми солдату. Должен вам сказать, что мой учитель очень на меня обижался, а семи остальным, подавшим рапорта, он пожелал счастливого пути.

— Бывает, — промолвил бледный парень. Ефрейтор кивнул головой.

— Знаете ли вы, сколько из этих добровольцев стало в конце концов солдатами? — спросил Андреас. Он прервал на время свою работу и посмотрел на обоих собеседников. — Трое! Только трое! Четверо просто увильнули при призыве, когда почувствовали, что это серьезно. Для них обязанность была лишь пустым звуком, не более!

Ефрейтор пожал плечами. Он с любопытством посмотрел на очкарика, который начал орудовать кисточкой с тушью, показывая, что его эти вопросы не интересуют. Никто не взглянул на Андреаса. Между ним и собеседниками как бы образовалась стена.

— Что случилось? Вы что, другого мнения? — спросил Андреас с удивлением.

Прошло несколько минут, прежде чем ефрейтор ответил:

— Если бы каждому за невыполненное обязательство или обещание отрубали палец, то знаешь, что бы произошло? Целые толпы людей бродили бы по планете с обрубками вместо пальцев.

— Многим не хватало бы пальцев на руке, и пришлось бы рубить на ногах, не правда ли? — добавил бледный парень, не глядя на Андреаса. — Мы же живем не в средние века. Иногда, может быть, имеются причины, когда…

Андреас Юнгман опустил зубную щетку.

— Я вас не понимаю, — сказал он смущенно. — Это что же?.. Наобещать с три короба — и в кусты? Вы считаете это нормальным?

— Иногда действительно бывают причины, Андреас, — поддержал бледного солдата ефрейтор. — Семейные обстоятельства, например, или состояние здоровья…

— Я понимаю. Допустим, у кого-то плохое здоровье, и он не может служить в армии. Это может быть. А другие? По-моему, все они недостойные, грязные

типы.

Бледный солдат осторожно положил кисточку между флаконов с тушью, вытер тряпкой руки и встал.

— Продолжайте дальше без меня, — сказал он и пошел к двери. Открыв ее, он повернулся и промолвил: — Без такого недостойного, грязного типа, как я.

Дверь за ним захлопнулась. Андреас беспомощно посмотрел на ефрейтора.

— Ты растравил ему душу, парень, — сказал товарищ из 1-й роты. — Он тоже хотел получить отсрочку. У него тогда умер отец, мать сидела дома с тремя маленькими детишками, школьниками. Другой бы попытался улизнуть от службы, а этот нет!

Не успел Андреас что-либо ответить, как приоткрылась дверь. Унтер-офицер Бретшнейдер просунул голову и спросил:

— Шорнбергер здесь?

— Возможно, он в подвале, — ответил Андреас, хотя и не был убежден в этом.

Он знал, что Бруно Преллер ходит туда в свободное время и мастерит миниатюр-полигон, который можно будет использовать в учебных целях. Для этого устройства Преллер даже пожертвовал мотор от своей электробритвы и с тех пор каждое утро орудует кисточкой и опасной бритвой.

«Шорнбергер — и вдруг на общественной работе? Не могу поверить!» — с сарказмом подумал Бретшнейдер и опять исчез.

Андреас был так огорчен случаем с бледным солдатом, которого он неумышленно обидел, что не успел перехватить унтер-офицера и поговорить с ним об отпуске.

— Честное слово, я и не думал его обижать, я не знал ничего о нем, — уверял он ефрейтора. — Это же совершенно другой случай.

— Именно. И если ты получше разберешься, то у каждого человека могут быть свои случаи и свои, непохожие на другие обстоятельства. У каждого, пойми ты это.

Смущенно смотрел Андреас на товарища, сортировавшего фотографии. Он удивился, как эта простая истина не пришла ему раньше в голову. Вдруг он подумал, что за все время пребывания в зале он ни разу не вспомнил о Дорис, и ужаснулся. Кровь прилила ему к лицу. Он больше не мог оставаться здесь.

— Скажи, пожалуйста, ты не сможешь остальные иллюстрации расклеить без меня? — спросил он.

Ефрейтор с удивлением посмотрел на него. Он заметил волнение, охватившее Андреаса, и понял его по-своему.

— Не принимай все это близко к сердцу, парень, — промолвил он успокаивающе. — Посмотришь, завтра он снова придет к нам. Железно!

— И все-таки… — заметил Андреас и посмотрел на дверь. — Итак?..

— Ну ладно, — проворчал толстяк недовольно: перспектива оставаться одному ему не улыбалась. — Но вешать ее завтра будем вместе. Договорились?..

— Договорились, — заверил Андреас Юнгман. Он оставил ефрейтора в полной уверенности, что пошел просить извинения у бледного парня, а сам быстро вышел из зала и пошел искать командира отделения.