Проверка на твердость
Шрифт:
Когда в Тандорфе случались танцы, в зале не было ни одного мужчины, который не счел бы своим долгом пригласить ее. Многих женатых мужчин их жены сами незаметно заставляли приглашать девушку. Однако больше чем два раза за вечер никто не приглашал бухгалтера танцевать. Стоило только взглянуть на лицо Рут Коглан, как мысли об ухаживании исчезали. При всем их хорошем отношении холостые парни местечка со страхом избегали давать ей какой-либо повод подумать о длительной привязанности.
Для парней в Тандорфе Рут Коглан была только товарищем, но не женщиной, в которую
Рут снимала две маленькие комнаты у стариков пенсионеров. И когда Карл Хейнц Бретшнейдер бросил в ее окно камешек, она проснулась, быстро сошла вниз и открыла ему дверь. Не задавая лишних вопросов, она постелила ему на кушетке, прошла в свою комнату и нырнула под одеяло. Он пошел за ней, чтобы поведать об истории с родителями. Когда он рассказывал, их руки встретились в темноте, и, очевидно, все, что произошло потом, началось с этого незаметного нежного прикосновения.
Много позднее, обучаясь в унтер-офицерской школе, в тихие часы он спрашивал себя, почему не замечал до этой ночи, что Рут была самой замечательной из всех девушек Тандорфа. Он долго пытался найти ответ и решил, что, вероятно, в ту пору он и многие другие парни, знавшие ее, были просто-напросто слепы. И сейчас он благодарен этому обстоятельству.
Через два дня Рут Коглан забрала из дома у опушки леса личные вещи Карла Хейнца Бретшнейдера. Разговоры и шушуканье по этому поводу, ходившие в местечке целую неделю, постепенно утихли, и в начале мая она уже провожала своего постояльца в районный городок на вокзал. Без особой помпы они обручились. Между Тандорфом и казармами, где Карлу Хейнцу предстояло нести службу, было двести километров. Но когда они расцеловались на прощание, оба почувствовали, что для их отношений расстояние не имеет значения.
Среда, 25 июня, 20.12
Менее чем в ста метрах от главного входа в казармы мотострелкового полка стояла телефонная будка. Два раза в неделю к ней подходил служащий из телефонного управления и извлекал из кассеты накопившиеся в ней монеты. Их поступление можно было наблюдать почти непрерывно. Один шутник из штабного взвода назвал очередь, устанавливавшуюся здесь каждый вечер после окончания занятий, «социалистическим содружеством ожидающих».
Унтер-офицеру Бретшнейдеру повезло. Оба товарища, стоявшие перед ним в очереди, говорили мало. Он даже пропустил одного из ожидавших вперед.
Телефонная книга была прикована к будке цепью, как злая собака, но унтер-офицеру не понадобился этот растрепанный том. Он поставил перед собою целый столбик монет по 20 и 50 пфеннигов, достал блокнот и набрал нужный номер. Только третья попытка оказалась успешной: ответила его сестра Сабина. Она ожидала второго ребенка. Ее муж, учитель родного языка и истории, усыновил внебрачного Стефана, которому уже исполнилось полтора
— Алло, Карл, наконец-то ты надумал позвонить!
Радость Сабины по поводу неожиданного звонка была совершенно искренней. Брата она не видела уже больше года, со времени своей свадьбы.
— Как твое здоровье? Как Рут и ваши двойняшки?
Ты знаешь, Гудрун обручилась с парнем из Вроцлава, а ведь ей еще нет семнадцати…
Карл Хейнц прервал поток новостей, передаваемых сестрой:
— Твой муж дома?
Сабина, несколько удивившись, позвала мужа, оторвав его от телевизора. Карл Хейнц Бретшнейдер коротко объяснил шурину, в чем дело: ему нужна формула для расчета силы возвратно-боевой пружины.
— Нужно поискать, — пробормотал учитель. — А сейчас по телевизору показывают Саковского.
— Поищи. Я жду. Да нет, сейчас же! Бог мой, не уйдет никуда твой детектив. Ты сможешь посмотреть его, когда будут повторять. Что? Германистика? Скажи лучше прямо, что ты в технике ничего не смыслишь! Да-да, хорошо, спасибо. Привет Сабине!
Рассерженный, он повесил трубку, заглянул еще раз в блокнот и набрал новый номер.
Какой-то ефрейтор сунул голову в дверь будки. Снаружи роптало «социалистическое содружество ожидающих».
— Прошу прощения, — промолвил строго Карл Хейнц Бретшнейдер. — У меня служебный разговор.
Но ефрейтор оказался упрямым.
— Простите, товарищ, но у меня крайне важный вопрос. Я очень быстро!
При условии, что он останется в будке, унтер-офицер согласился уступить телефон. Ефрейтор протиснулся к аппарату, а Карл Хейнц раскрыл справочник и начал водить пальцем по столбцам фамилий. Парикмахер… Журналист… Кровельщик… Архитектор… Архитектор? Этот, вероятно, должен знать. Хотя вряд ли. Косметичка… Монтер…
Ефрейтор беседовал со своим отцом, работавшим на пивоваренном заводе. Они договаривались о доставке в качестве подарка ко дню рождения сына ста литров пива, детали этой операции обсуждались тщательно, и конца им не предвиделось.
Невольно слушая болтовню ефрейтора и улыбаясь, Бретшнейдер продолжал поиски, пока не нашел под буквою «л» то, что ему было нужно: «дипломированный математик». Вскоре он уже разговаривал с ним по телефону. Математик не задавал лишних вопросов, попросил минутку подождать и продиктовал требуемую формулу. Унтер-офицер повторил каждое слово и тщательно записал. Он не заметил при этом, как его лоб покрылся потом, капли которого стекали по щекам.
— Как? Модуль? Это, пожалуй, не нужно, герр дипл… коллега… Спасибо, товарищ, большое спасибо.
При выходе из будки его встретил гул недовольных голосов многочисленной очереди. Он не обратил на него внимания. Все его помыслы были о содержании записанного. Он на ходу вытер платком лицо. Его губы беззвучно шевелились: «„Эф“ равно модулю скольжения, помноженному на диаметр, умноженный на восемь. Нет, помноженный на путь пружины и восемь». Таких, как Шорнбергер, нужно запускать на Марс в ракетах без устройства для возвращения…