Провидение зла
Шрифт:
Значит, она другая. Она не Фискелла Этли. Она Камаена Тотум. Может быть, в будущем, Камаена Фортитер. А может быть, и в будущем Камаена Тотум и больше никто, как на всю жизнь больше никто ее тетка – Патина Тотум. А ведь она тоже была красива, несмотря на свой рост и громкий голос. И даже ее возраст, а в этом году ей исполнилось пятьдесят два года, не стер следы былой красоты. Какой судьбы хочет для себя Кама? Такой же? Такой, как судьба матери? Или еще какой-то? Или сейчас она ни о чем думать не способна, только о том, что Рубидус Фортитер стоит в нескольких шагах от нее и рассматривает своего возможного соперника без малейшего опасения. Немудрено, все первые схватки она проводила на грани умения. Старалась не сделать ни одного жеста, который мог бы выдать школу дакита Сора Сойга. Ни одного мастерского укола. Все ее победы были почти случайными. Казались почти случайными. «Везунчик!» – неслось с трибун. Ну и что. Во всяком случае, никто из побежденных ею не считал себя уязвленным. Просто к ним повернулась спиной судьба. Интересно, что они будут говорить после сегодняшнего дня? Послушай, Кама, да в тебе просыпается азарт? Спокойнее. Тише. Медленнее. Где ты, холод в груди? Не мешай мне, но будь рядом. Не мешай мне. Но не исчезай. А то я вспыхну от взгляда кирумского принца.
– Ну вот и все в сборе, – довольно прогудел Мурус. – А то я уж хотел окликать твою огненную подружку, Черный. Знаешь о жребии? Ты выходишь на арену вторым. Твой соперник – Пуэр Краниум. Вон он стоит, улыбка от уха до уха. Может, подашь голос, а то тут уже ставки делают на твою персону? Ты из атеров или араманов? Молчишь? Ну, правильно. Меч бери. Ну вот уж выбирать тут нечего, все одинаковые, сам балансировал. Ну, как знаешь. Да, дай-ка я почешу тебе загривок, а то случалось тут, бывало… Ну-ка. Не, парень. Но молодой, шея так себе. Ну, ничего, ничего. Схватки не шеей выигрываются. Хотя в последний день турнира никто еще не выезжал на везении. Так что прости, Черный, но будем считать везением, если тебя никто не покалечит.
Кама стояла на нижней галерее в ряду прочих претендентов, единственная в шлеме, которые прочие держали в руках, и перебрасывала из руки в руку турнирный, без режущей кромки и с тупым концом клинка, меч. Обычный атерский меч на полтора хвата с длиной клинка в полтора локтя, и в самом деле неплохо отбалансированный, тяжелый для девчонки, которая в два раза легче обычного атерского воина, но если бы все девчонки были так сильны, как принцесса Кама, то все атерские воины считали бы себя слабаками. Или почти все. Вот Мурус, пусть и лаэт по крови, все одно считался атерским воином и слабаком точно не слыл, но то, что он говорил, Кама не просто пропускала мимо ушей, а почти и не слышала, потому что в голове билась одна мысль: «Он рядом. Он рядом. Он рядом».
– Слушаем меня, принцы, племянники королей, дальние родственники королей и прочая знатная замесь, – как всегда грубовато начал увещевать претендентов Мурус. – Сейчас трубачи надорвут глотки, и первая пара пойдет на арену. У арены, милостью Энки, вас встретит наш первый ардуусский ворожей – худая дылдина Софус, да пошлют ему боги упитанность вслед за его сытостью, а то даже неудобно перед подданными благословенного Пуруса. Софус проверяет вашу магическую хитрозадость и накладывает на вас чары. С той секунды вы сражаетесь не до крови и переломов, а до того момента, пока чары на любом из вас не сообщат публике, что вы ранены или убиты. Не взаправду, конечно. Но если кто плохо соображает с мечом в руках, слушайте гонг. Ударил бронзовый молоток – начало боя. Ударил второй раз – конец боя. Меч опустить, поклониться, замереть. Кто не поймет, ударю молотком по затылку, имею такое право по уложению фехтовального турнира. Бой закончился – пошли прочь с арены. Победитель на лавку у ратуши, ждать следующего испытания, проигравший в ближайший трактир, чтобы залить горе вином, если, конечно, мамочка и папочка это дозволяют. К Софусу подходить при каждом следующем поединке. На арене не дозволяется никакого контакта, кроме контакта мечами. Ни кулаки, ни колени, ни рукояти мечей, ни ножи, прости, Энки, за постыдное допущение, ни даже ваши лбы и задницы – ничего, кроме ваших клинков. Ясно?
Финалисты, почти все из шестнадцати, ответили сдержанным хохотком.
– Вот и ладно, сынки, – кивнул довольный Мурус и распахнул двери ратуши. Свежий холодный весенний воздух лизнул в прорезь шлема переносицу Камы.
– Ну, – прижав ладони к ушам, чтобы не оглохнуть от старания ардуусских трубачей, рявкнул Мурус. – Начали!
Кама даже не услышала, кто вышел на арену первым. Она стояла с краю и краем глаза видела, как Пуэр Краниум, второй отпрыск славного короля Бабу Флагрума Краниума, высовывается из строя и смеется, пытаясь разглядеть будущего соперника, но не думала о нем, хотя перед ее взором и мелькали все пять Краниумов – старший, Такитус, бабник и гуляка, весельчак Пуэр, с которым ей придется скрестить меч, средний Веритас – гордость и надежда своего отца, борец, которого едва не покалечил Игнис, и две принцессы – Катена и Флос. А ведь если кто и мог сравниться из незамужних принцесс красотой с Камой, то как раз дочери короля Бабу. Интересно, пришла бы кому-нибудь из них в голову мысль отправиться с мечом в руках на фехтовальный турнир? Хотя Флос еще только семнадцать лет, но так и Каме семнадцать. Зато Катене уже девятнадцать, и как бы ни пускал слюну Нукс на полненьких принцесс, всякий раз, когда речь заходила о Катене, его глаза стекленели, а язык приклеивался к небу. Кажется, он даже забывал о еде. Только вот Катене девятнадцать, как Нуксу, так что вряд ли она дождется, когда улыбчивый толстяк из Лаписа соблаговолит преодолеть робость и подойдет к ней на карнавале. Зато Нигелла поминала как раз Пуэра. И не просто поминала, а с придыханием, не менее десятка раз повторила:
– Он веселый, он веселый, он веселый. И добрый. А то, что седой с юных лет, так ничего страшного, главное, не лысый. Да и если бы лысый, разве в этом счастье? Зато веселый и добрый. Все говорят, что добрый. И старший брат его добрый, но кому нужна доброта, если ты пьянь и бабник? А Пуэр и не пьянь, и не бабник, а веселый и добрый.
«Ну что ж, – пробормотала, полузакрыв глаза, Кама, – не знаю, как насчет добрый, а насчет не бабник – очень сомневаюсь. Всякий мужчина должен быть бабником, но только до того момента, когда увидит ту, ради которой он будет готов сойти с ума. Что бы ты сказал, Рубидус, если бы заранее знал, с кем тебе придется скрестить меч?»
Удар гонга прервал ее размышления. И это не был удар гонга о начале турнира. Одна схватка уже состоялась, потому что до открытых дверей нижней галереи долетел голос Муруса:
– Пуэр Краниум! Второй сын короля Бабу против неизвестного в черном шарфе! Да будет Энки милостив к сынам его, испытывающим собственную доблесть!
«К сынам, – усмехнулась Кама. – Дочерям Энки милость не полагается. Что ж, придется обойтись без милости».
– Подойди, сын мой, – услышала она голос Софуса. – Встань ровно, опусти руки. Не дергайся, сейчас ты почувствуешь легкое жжение в плечах. Вот так. Фехтовальный панцирь предназначен для учета попаданий по твоему телу. Он охватывает твои руки от локтей к плечам, голову, туловище и ноги до колен. Правила боя донес до вас Мурус, я же могу добавить, что повреждение ног ниже колен или рук ниже локтей не будет принято в качестве победы, но может послужить победе как первая ступень к ней. Все понятно?
Кама кивнула.
– Магическое пламя не должно служить основанием для прекращения боя, – добавил Софус. – Распорядитель Мурус может счесть рану не смертельной. Ждите удара гонга.
Кама снова кивнула и через секунды уже стояла на досках арены. Как первая подошедшая к Софусу, она прошла дальше, и теперь перед ее глазами высилась ратуша, а вся публика гудела справа, слева и за ее спиной.
– Везунчик! – раздавались вопли с верхних ярусов. – Откуда ты? Кто ты? Стыдно показать лицо? Что-то ты ростом не вышел, неуклюжий! Думаешь, тебе всегда будет так везти?
Да, не последним доводом посетить турнир была возможность выкрикнуть какому-нибудь принцу с трибуны оскорбление, которое, впрочем, таковым не считалось, пока не была затронута честь его родителей, за чем следили специальные слухачи. В этом смысле безымянный воин с черным шарфом на шее был беззащитен. Но Каме было все равно. Она даже не смотрела на Пуэра, который уже встал напротив нее, расставил ноги, осветился широкой улыбкой, прежде чем опустить забрало шлема, а затем ухватил двумя руками меч. Она знала этот хват, точно так же бился на турнирах и Такитус, когда вино еще не стало его первой любовью: одна ладонь ложится на начало другой, и они меняются местами, а меч порхает вокруг бойца, и противостоять ему трудно, потому что две руки бьют сильнее одной, и меч движется быстрее, но если две руки вместе подобны одной руке, так зачем менять две руки на одну? Тем более что меч, которым управлялась Кама в Лаписе, был тяжелее турнирного меча, и она не чувствовала его тяжести ни правой, ни левой рукой, он становился частью ее тела; правда, хват на том мече был двойным. Не столь большим, как бывает у дакитского меча, но близким к нему. Ну и что, всего-то и надо не думать об этом. Руки сами знают, что делать. И ноги. «Не вздумай командовать ногами и руками, туловищем и глазами, – увещевал ее Сор Сойга. – Ты должна управлять только своим духом, все прочее оставь ветру, который будет жить в твоем теле. Копи этот ветер. Запасай его. По капле за каждый час упорных занятий. Когда накопишь на полноводную реку, на ураган, они снесут любого твоего противника».
И она копила каплю за каплей, потому и магией не могла заняться в меру своего таланта, а схватывала только самое необходимое. Запоминала наставления Окулуса, уходила на задний двор и снова копила каплю за каплей, пока на галерее не появлялся Игнис и не кричал раздраженно:
– Ну сколько можно без толку махать мечом? Ты обещала побороться со мной!
«Все, – подумала Кама. – Больше я не везунчик. Река не река, а ручеек должен был накопиться. Все».
И она закрыла глаза, уже не всматриваясь в Пуэра, который начал подпрыгивать на месте еще до удара гонга и выделывать воздушные веера мечом справа и слева от себя тоже еще до удара гонга. Она ждала начала схватки с закрытыми глазами. Пуэр был бы хорош на поле боя против плохо обученных ополченцев, но даже те могли бы остановить его ударом копья. Копья у Камы не было, но ветер в ее тело Сор Сойга поселить сумел.