Провидение зла
Шрифт:
– Что это? – оглянулась Кама.
– Мой дом, – усмехнулся Сор, беря оцепеневшую спутницу за руку и тоже заводя ее в пещеру. – Ну, не мой, конечно. Но, случалось, был для меня домом. Давно. И не только для меня. Тут до Пустоши тайных дозорных стоянок под сотню, но об этом убежище нынешние дозорные не знают. Угодники останавливаются здесь. Их, правда, мало. Давно здесь никого не было, с весны, наверное. Но, думаю, они нас простят. И то, что мы пришли без дров, тоже. Нам-то хвороста хватит. Здесь можно разводить костер, дым поднимается по протокам ручья и гаснет в скалах. С дороги не видно.
– Зачем столько труда? – крутила головой Кама. – Неужели угодники специально долбили такой зал?
– Нет, конечно, – начал разводить огонь Сор. – Угодникам хватает и других забот. Это делали древние каламы. Здесь было что-то вроде обители. Ну, или храма, как сказали бы теперь. Даже ворота имелись, видишь, бронзовые петли торчат у входа? В таких местах собирались те, кто хотел уйти от обыденной жизни. Здесь у них была конюшня, может быть, и кухня. А если выбраться на скалы, то можно отыскать с десяток маленьких пещерок, келий, в которых каламы предавались размышлениям. Ну, вот как твоя подруга теперь.
Подруга так и стояла посередине пещеры, куда ее завели. Она ничего не сказала и тогда, когда Кама сняла с нее мешок и посадила на край лежака. И когда ее кормили горячей кашей. Ела, ничего не говоря, не чувствуя горячего, так что Каме пришлось дуть на ложку. Так и легла молча и закрыла глаза, потому что Сор Сойга сказал, что в пещере придется провести пару дней и лучше бы воспользоваться ими для отдыха. А потом, когда Кама и Сор стояли на скальном уступе и смотрели сверху, как лучи солнца гаснут во мгле, поднявшейся над Светлой Пустошью, вдруг завыла и забилась в рыданиях. Кама бросилась в пещеру, легла рядом, обняла Фламму, но та продолжала рыдать, пока слезы не кончились у нее в глазах. А ночью Кама проснулась от боли в ноге. Сор сидел у костра.
– Идите сюда, Ваше Высочество, – сказал он принцессе.
Кама, не сдержав стона, поморщилась. Ну, если наставник вспомнил, что она – высочество, значит, будет еще больнее.
– Странно, – покачал головой Сор, снимая с ноги льняной бинт. – Должна была заболеть через день. Но так даже лучше, значит, нога заживет раньше, чем я думал. А ведь ты продолжаешь меня удивлять, Кама.
Принцесса и сама с удивлением смотрела на собственную ногу. Ноющая боль жила в ране, в шве, который, как поняла она, именно Сор и наложил на ее ногу, но самого шва не было. Точнее, он был, волокна сухожилий, которыми дакит сшивал рану, торчали из плоти, но между ними не было шрама. Только полоска розовой кожи.
– Не понимаю, – потер виски дакит. – Хотел бы я, чтобы так все заживало на дакитах. Это неправильно, дорогая моя, я даже начинаю тревожиться. Вот что, возьми пока что себе за правило не снимать ни на минуту амулеты с ног и рук.
Кама оглянулась на лежак, на краю которого поблескивала снятая кольчуга. А ведь хотела и все эти шнуры распустить на руках и ногах.
– Даже когда будешь купаться, – продолжил Сор. – А сейчас потерпи, я выдерну нитку. Хотя собирался делать это через неделю.
Дакит смочил ногу Камы теплой водой, но сухожилия выдергивать ему не пришлось. Они просто смылись, оставляя после себя едва заметные точки.
– Ого-го, – посмотрел на Каму Сор. – Есть о чем подумать. Я, конечно, знал, что средство, переданное тебе Фелисом, некоторые считают чудодейственным, но в том-то и дело, что никакой магии в нем нет. А то, что происходит с твоей ногой, подвластно лишь немногим в Анкиде.
– Кому же? – спросила Кама, которая продолжала морщиться от боли в ноге.
– Особо сильным колдунам, – нахмурился Сор. – Таким, как Софус, у которых мум рождается в пальцах. Главам магических орденов, их помощникам, лучшим из лучших. Некоторым храмовникам, но там сила другого свойства. Некоторым из угодников. Пожалуй, что и все. И никого из перечисленных рядом с нами нет. Значит, горная смола и твой ужасный характер, принцесса, и стали причиной твоего столь быстрого исцеления. Вот их мы и будем благодарить.
– Но нога очень болит, – поморщилась Кама. – Может быть, прочитать заклинание от боли?
– Не смей, – предупредил Сор. – Пока ты не будешь уверена, что твое заклинание подобно шороху мыши, не смей. Но даже в этом случае должна помнить, что рядом может оказаться кошка. Не накрывай ногу, пусть подышит. Сейчас холодно, боль ослабнет.
Боль до конца не ушла и к утру. Кама спала плохо, даже, кажется, сквозь сон думала, что если так быстро зажила нога, значит, рана и не была столь опасна, и, выходит, Рубидус не хотел нанести ей серьезный вред? А утром она обнаружила, что ни Сора, ни Фламмы в пещере нет, зато у костра ее ожидал котелок с теплой водой и часть запеченного в углях горного сурка.
– Три погони, – сообщила уже умытой и поевшей принцессе появившаяся в пещере Фламма, стряхивая с куртки капли дождя.
– Как ты? – спросила Кама.
– Никак, – мрачно ответила Фламма. – Слезы коплю. Привыкаю. Мы с утра с Сором наблюдаем за дорогой. Погони устроены на совесть. Не свеи, ардуусские стражники. В каждой по два десятка воинов. Одна погоня прошла утром на Бэдгалдингир. Вторая точно на север, Сор говорит, что к переправе на Тимор. А последняя просто рыщет в округе. Только что обыскала руины башен, но в нашу сторону не пошла, отправилась на запад.
– Они решили искать тебя в Светлой Пустоши? – удивилась Кама.
– До Светлой Пустоши отсюда еще двести лиг, – сказал, заходя в пещеру, Сор. – Поэтому будем уходить. Сегодня ночью. Они могут пустить собак.
– Дождь же! – удивилась Кама. – Разве он не смывает запах?
– Смывает, – согласился Сор. – Но собаки бывают разными.
– В королевской псарне есть десяток калбов, – скорчила кислую гримасу Фламма. – Говорят, что им ни дождь, ни снег не помеха.
– Именно так, – кивнул Сор. – Как твоя нога?