Провидение зла
Шрифт:
Стражники разошлись. Обнаженная Кама осталась стоять против раздетого по пояс Рубидуса, принца Кирума.
– Замечательно, – произнес он, рассматривая ее. – Кажется, я совершил глупость, испортив твою ножку. И в тот раз, и в этот. Но тогда тебе просто повезло, а везение не может приходить раз за разом. Иногда оно уходит вовсе. А приходит к тем, кто к нему готов. Вот я оказался готов. Я больше пяти лет в дозорах! Вот ты и твой зверь меня не услышали? Не услышали?
Кама поежилась от холодного ветра, вдохнула весенний воздух. Да, над окровавленной опушкой висела магия. Но это не была магия Рубидуса. Это была магия зверя. Он глушил чувства. Не поэтому ли она оставалась равнодушна и к собственной наготе, и к боли, которая рвала ее ногу? Тогда отчего она следит за каждым движением Рубидуса? Сможет ли она сделать то, что сделать необходимо?
– Эй! – заорал Рубидус. – Кто-нибудь! Затяните ей ногу, да как следует, а то праздник будет испорчен. Остановите кровь. И дайте ей меч! Да хоть возьмите у этого дакита, а то настоящий атерский меч она не поднимет. И лошадей, лошадей отгоните, мешают! Кстати, Кама, серебряного рога за этот бой не обещаю. Это ведь не вельможный турнир, красотка, а настоящая схватка. Понимаешь?
– Это моя война, я Камаена Тотум, принцесса Лаписа! – подняла она меч дакита над головой и едва не упала. Правая нога онемела и почти не слушалась ее.
– Ну, ты… – расхохотался, смахнул набежавшую слезу принц Кирума. – Ну ладно. Я даже расчувствовался. Это тоже моя война. Моя война, я Рубидус Фортитер, будущий правитель Кирума! – заорал он, поднимая над головой меч. – Что последующую охоту не отменяет. Но ты не волнуйся, я постараюсь тебя не сильно порезать, чтобы ты выдержала нашу охоту с достоинством. С честью! И охотиться на тебя буду первым. Правда, на этом твоя честь и закончится. Так что настраивайся! А пока покажи, что ты там вытворяла на арене Ардууса?
Волоча за собой ногу, Кама отошла от тела дакита. Стянула с меча Сора ножны, отбросила их в сторону. Рубидус выдернул из ножен свой меч, перебросил его из руки в руку, скользящей походкой стал обходить ее по кругу. Нет, он не был пьян. Скорее всего, он был болен. Но не той болезнью, которая мешает двигаться. Той, которая случается, когда мерзость внутри человека закипает и застилает ему глаза. Теперь главное, чтобы не подвела нога. Не подвела именно теперь, всего-то и нужна пара секунд, если не доля секунды. Значит, нужно убрать боль и подчинить себе ногу. Заставить ее сделать нужный шаг или два шага. Найти в себе силы. А если сил нет, отыскать уже полузабытый холод в груди и опустить его к ране. Или разжечь из этого холода пламя, которое должно поселиться в руках и ногах, потому что Сор Сойга лежит мертвый рядом, мать и отец ждут принцессу в крепости Ос, Игнис Тотум едва не оказался мерзавцем, вот таким, каким оказался Рубидус, и какое же счастье, что она не успела раздеться перед этим красавчиком сама…
Рубидус Фортитер сделал два быстых шага к замершей на одной ноге принцессе, развернулся и приготовился с оборота подрезать ей сухожилия на коленях или лодыжках, но неожиданно оказался с нею лицом к лицу, успел удивиться и вдруг почувствовал, что горло его саднит, а когда увидел на клинке кровь, понял, что уже поздно чувствовать, и опрокинулся навзничь.
Кама оперлась на раненую ногу, поморщилась от боли и посмотрела на стражников. Они бежали прочь. Усмехнувшись трусости гвардейцев поверженного принца, она обернулась и окаменела. В двух шагах от нее стоял уродливый зверь, который одновременно напоминал и куницу, и медведя, и огромную, выросшую до размеров лошади, крысу. Зверь втянул ноздрями воздух, оскалил огромные зубы и шагнул к Каме, обдав ее трупной вонью. Она замерла.
– Вот и все, – раздался противный и тоненький голосок, в котором она узнала собственный голос.
Зверь наклонил голову, сузил ужасный огненный взгляд, затем вытянул морду, лизнул Каму в грудь и, ободрав ей бок жесткой, покрытой роговыми бляшками шкурой, неторопливо потрусил за убегающими стражниками.
Глава 19
Аббуту
Принцы смотрели на Фламму так, словно она была заражена какой-то болезнью. Или как будто они были заражены, обречены на смерть и вот встретили такую же обреченную, которая несет на себе часть вины за то, что вскоре произойдет и с ними. Впрочем, это ей могло показаться. Главное, что ей не показалось, так это траурные ленты на стягах королевских домов. Но слезы, которые хлынули из ее глаз, были не только слезами горя, но и слезами облегчения, ибо она знала, что это должно было случиться, знала, как бы ни старалась выбросить дурные мысли из головы. Во всяком случае, именно мать настояла, чтобы она уходила из города. Выгнала служанок, закрыла двери, увела Фламму в комнату, где висели королевские наряды, и прошептала ей на ухо:
– Уходи?
– Почему? – только и смогла вымолвить Фламма.
– Убьет, – прошептала мать. – Ненависть застилает ему глаза. Я бы прокляла тот день, когда ты появилась на свет, или тот день, когда я позволила прежнему чувству одержать вверх над рассудком, но именно благодаря этому у меня есть ты. Поэтому – уходи. Будет страшно.
– А ты? – всхлипнула Фламма.
– Королева не может уйти от собственного королевства, – улыбнулась ее мать. – Мы неразрывны. И куда я уйду? В Тимор или Обстинар? Он раздавит их. А так, он раздавит только меня и, может быть, его.
– Его? – напряглась Фламма.
– Вигил Валор, – прошептала Тричилла Арундо, урожденная Кертис, которая воспитывалась при королевском доме Тимора и все детство провела вместе с родной сестрой и двумя братьями в объятиях детей старого тиморского короля, в том числе в объятиях юного Вигила Валора, который, тем не менее, сделал женой не ее, а Армиллу. Впрочем, сначала Тричиллу сосватал самый завидный жених Анкиды – Пурус Арундо… Так что… – Так что ты, Фламма, все равно дочь короля. Но другого. И этого другого надо предупредить. Уж не знаю, как он вывернется, от Армиллы вывернулся как-то, она простила его, может быть, и простила меня, а вот как вывернется от Пуруса, не знаю. Вигил Валор совершил глупость всего один раз в жизни, но благодаря этой глупости есть ты. Вигил Валор очень хороший король, Пурус Арундо мечтал бы, чтобы каждой частью его царства правил такой король, как Вигил. Но ненависть сильнее рассудка. Но ты предупреди и не думай больше ни о чем, спасай себя.
– А ты? – снова всхлипнула Фламма.
– Я люблю тебя, – только и смогла произнести королева.
И вот Фламма возле своих братьев, ее мать мертва, а впереди дорога, которая ведет неизвестно куда. Кама и ее верный спутник Сор Сойга в мгновение стали вчерашним днем, и даже наскоро выплаканные у постоялого двора слезы оказались не в состоянии сделать этот вчерашний день сегодняшним, и только странная сила, которая вдруг показалась Фламме в силуэте принцессы Лаписа явственной и безусловной, заставила ее стоять у неказистой крепости Манус и высматривать на кочковатой равнине силуэт Камаены Тотум. Прошлое уходило от нее, не обещая ничего взамен.
Ей выделили комнату в одной из башен замка, сановные особы не могли остаться вне защиты крепости, но уже ранним утром прогудела труба, быстрый завтрак превратился в еду на бегу, вода в кувшине для умывания оказалась холодной, но уже более веселые лица братьев вокруг и дорога, которая не казалась столь опасной, как еще вчера, примиряли Фламму с ее неизвестным будущим минута за минутой. Затем рядом с ней оказался Адамас, который дал знак стражникам и братьям, и их оставили одних, кто-то придержал коня, кто-то поторопился вперед.