Провидение зла
Шрифт:
– Что с Камаеной Тотум? – спросил ее Адамас. – Ты была рядом с ней на турнире.
– С ней все в порядке, – ответила Фламма, с трудом сдерживаясь, чтобы не признаться, что дакитка с закрытым лицом, с которой она обнималась у трактира, и есть Камаена Тотум.
– Надеюсь, – кивнул Адамас, который никогда не страдал болтливостью. – Теперь слушай меня внимательно. Я знаю о тебе больше, чем ты можешь подумать. И каждый из твоих братьев знает о тебе больше. Поэтому не нужно ни признаний, ни вопросов, ничего. Над Тимором и Обстинаром нависла беда. И не думай, что это ты или воля Пуруса Арундо. Но если на эту подводу, которую мы тащим с большим трудом, ляжет еще одна маленькая беда с рыжими волосами, наши лошади могут надорваться.
– Я поняла, – прошептала побледневшими губами Фламма. – Скажите только, куда мне пойти, и я пойду, и вы никогда не вспомните обо мне. Только мне нужно увидеть короля. И предупредить его.
– Ты никуда не пойдешь, Фламма, – смягчил голос Адамас. – Я не знаю еще, какое решение примет король, у него сейчас забот больше, чем у кого бы то ни было. Но ты никуда не пойдешь. Ты моя сестра, ты сестра моих братьев. В тебе наша кровь. Все, что я хочу, это чтобы ты осталась жива. И чтобы беды, которые неминуемо падут на нас из-за тебя, не были слишком тяжелы. Поэтому успокойся и делай то, что я скажу. Вот платок. Спрячь свои роскошные волосы под ним. На берег сходи последней, стой в стороне и жди. Все образуется.
В полдень кортеж встретил посыльных короля, затем сквозь сплетение ветвей блеснула вода, на той стороне реки раскинулся Аббуту, поражая количеством заостренных кровель жилых домов и округлых куполов древних храмов, у воды уже суетились гребцы на широких плоскодонных барках, а на той стороне толпились встречающие, и среди них, кажется, сверкали одеяния короля и королевы.
Фламма сошла на берег последней, как ей и было сказано, благо лошадь ее вывели слуги, да и ей казалось, что уже и нет у нее лошади, ничего у нее нет, кроме платья, что было на ней, подаренного клинка (так Вигил Валор его передал для дочери или кто-то еще? Ведь не успела спросить у матери!) и платка, переданного Адамасом. Толпа постепенно схлынула, Фламма осталась одна. За спиной гребцы переругивались с лодочником, бродячая собака пробежала мимо, где-то в отдалении раздался звон колокола.
– Нахориты совсем обнаглели, – заскрипел дряхлый старик с одной из подъехавших к переправе телег. – Опять какую-то деревню выжгли. Но ничего, наместник наведет порядок. Слышала, какую-то штуку затеяли южные атеры с этим… как его… – Старик стянул с головы колпак, почесал спутанные клоки волос… – Великим Ардуусом! Мы уж тут все думали славить короля Адамаса, а получили наместника – брата короля Тимора Валора – Милитума. Знаешь его?
Фламма, которая уже готовилась простоять на берегу до темноты, наконец поняла, что старик обращается к ней, вздрогнула и на всякий случай замотала головой.
– А что на дне этой реки, знаешь? – прищурился старый. – Знаешь?
– Нет, – наконец выдавила из себя Фламма. – Чего ты хочешь от меня?
– А надо знать, – покачал старик головой, словно уличил девчонку в неблаговидном поступке. – Потому что этот город, Аббуту, проклят. Очень давно, еще до битвы при Бараггале, то есть при старом летоисчислении, здесь была земля Валы. Сейчас валов тут почти не осталось, в основном нахориты, которых нахориты же и грабят да уводят в неволю. А раньше это были земли валов. Вала была сильной. И столицей ее был древний, удивительный и прекрасный Хатусс. Но в то же самое время, еще задолго до того, как империя Лигурра покорила полмира, та самая, которая сломала хребет Лучезарному, была другая империя – Аккада. А всякая империя, как цветок. Пока она бутон – она крепкая и твердая. Но стоит ей распуститься, показать всю свою красоту, жди – осыплются лепестки и придет время сбора плодов. Вот тут, на этом самом месте, Аккада расцвела. За тридцать восемь лет до того, как данайский царь Эней разбил последнее аккадское войско при Эбаббаре. Где теперь Аккада? Нет ее. И сами аккадцы подобны странникам, которые не помнят родства и забывают собственный язык. Но здесь… В четыре тысячи восемьсот пятьдесят пятом году от времен великого потопа, через тысячу восемьсот пятьдесят пять лет после падения Бледной Звезды, за шестьсот сорок пять лет до битвы при Бараггале Аккада все-таки покорила Хатусс. Не с первого раза, положив тут не одну армию, но покорила. Опустошив Валу и отогнав ее жителей на север в холодную Этуту, – покорила. Покорила, вырезала всех жителей до последнего грудного ребенка. Разрушила до основания все здания. А затем перекрыла русло Азу и затопила город. Теперь Хатусс на дне реки. А Аббуту, построенный завоевателями рядом, – проклят навеки. Поняла?
Фламма стояла, открыв рот.
– Рот-то закрой, принцесса, – хмыкнул старик и выудил из-под рубища бледно-голубой ярлык. – Я Декрепитус, бывший мастер северной башни Тимора, а ныне твой покровитель и защитник. Садись на телегу да меч свой спрячь, не ходят девчонки в Аббуту с мечами. И не слишком рожу-то криви на мою одежду. И тебе что-нибудь такое же справим, теперь ведь как, чем гаже, тем глаже. Захочешь жить, и в дерьмо нырнешь, да затаишься. Да запомни, девка, теперь ты никакое не Их Высочество, а обычная тиморка. Тебя теперь Аксиллой зовут. Ты дочь моя. Маленькой тебя мамка увезла в Махру, а теперь мамка померла, тебе деваться и некуда. Поняла, Аксилла?
– Поняла, – растерянно прошептала Фламма. – Мне с королем поговорить надо.
– С королем поговоришь, – кивнул старик. – Но чуть позже. А еще с кем – ни-ни. Потому что ты немая. Поняла?
– Поняла, – прошептала Фламма.
– Не так, – сдвинул брови старик. – Поняла?
– У-у-у-у, – послушно замычала девчонка.
– Вот, – удовлетворенно кивнул Декрепетус и добавил: – Слушаться меня беспрекословно. Но не сильно бойся, в лачуге жить не будешь. До Тимора доберемся, а там король решит, что делать. Горных деревенек много, пересидишь где-нибудь гадкие времена. И вот еще что, я тебя не обижу, принцесса, но ущемлять буду, здесь тебе не Ардуус. Так вот, терпи. Все, что я замыслил, все с разрешения и при попустительстве твоего папеньки – Вигила Валора. Поняла?
Не стала больше мычать Фламма. Кивнула и почувствовала, что глаза полны слез.
Старик привез девчонку в грязный трактир на окраине Аббуту. Поднялся с нею на второй этаж, крикнул служке, чтобы согрел воды, и уже там заставил надавнюю принцессу Ардууса снять с себя все, и пока Фламма сидела, закутавшись в серую простыню, перебрал ее вещи, откладывая все, что могло напомнить о вельможном прошлом. Последним Декрепетус рассматривал меч. Подержал его в старческих, но неожиданно ловких руках, ловко выдернул из ножен, приложил клинок к щеке, долго щурился, потом убрал его в ножны.
– Помню этот меч, – пробормотал он вполголоса. – Мы тогда ходили к Этуту. На север. В семьдесят пятом году это было. Я еще был крепок. Король Вигил только-только женился, а король Аггер, твой дядюшка, догуливал последние холостые годки. А тут пришли слухи, что тех невольников, что свеи собирают по обстинарским, тиморским и валским селам, воруют, можно сказать, они гонят в одну бухточку между Шуманзой и Хатуссом. Я не говорил? Да, валы новый Хатусс построили, на севере, конечно, не в ту масть, да не в тот размер, но все-таки. Ну вот, собрали мы две дружины и пошли на север. Вигил и теперь ловок, а в те годы равных ему севернее Азу не было. Во всяком случае, он так думал. Пришли мы, нашли бухточку, порубили охрану свейскую, их там немного было, человек тридцать. Отправили с провожатыми людишек домой, две сотни, как-никак, несчастных горемык к жизни вернулись, да вот и решил Вигил дождаться покупателей на этот рабский товар, скоро они должны были появиться. И вроде как не много их должно быть. Чуть ли не десяток всего. Еще удивились мы, надо же, не боятся идти в таком составе и мимо свеев, и через антские земли. А нас там еще полсотни осталось, чего не порубиться, дело-то молодое. Ну вот, значит, пристает к берегу барка. На веслах – рабы. Их потом тоже освободили, но это отдельная песня. Команда – те самые десять человек. Трюм, судя по осадке, пустой. Как раз под две сотни горемык. Ну и что тут сказать, барка на якоре, десяток воинов идут к сараю, где товар должен томиться. У входа один из наших в свейской одежде расхаживает. Подходят они ближе, и мы видим, что все десять не совсем люди. Дакиты. А один так и вовсе – даку. У тех лица слегка на звериные скашивают, ну там, глаза, скулы, клыки, а этот ну чисто зверь. Песья морда, что ты будешь делать. Плечи зато, как два моих разворота, да и то по тем временам, а по нынешним – все четыре. Идет, покачивается, ну чисто плывет над тропой. Ну, короче, почувствовали они неладное, и началась сеча. Нас пятьдесят, их десять. У нас самострелы, из которых мы пятерых срубили сразу. Так вот те, что остались – пятеро – положили наших сорок пять человек. Смотри.
Старик потянул в сторону рубаху и показал криво сросшуюся ключицу и шрам в половину груди.
– Я после той схватки стал мастером башни, а до того дружинным ходил. У короля Аггера с тех пор на правой руке трех пальцев нет. У короля Вилора – шрам на левой руке. А не было бы щита, что на куски разлетелся, так и руки бы не было. Да и… Всем досталось. А если бы не самострелы, которые добили этих пятерых, так и никто бы из нас не уцелел, потому как вот эти сорок пять пали, пока стрелки пружины на самострелах натягивали. Да и от стрелков-то осталось трое. Двоих ножами взяли. За три десятка шагов! Я-то из сорока пяти был, срубили меня, выполз потом из-под трупов. Всего нас с Их Величествами семеро выжило. Пятеро на ногах устояли, еще двое – я и один паренек из Обстинара без руки. Вот этот меч, он как раз того даку. Я его далеко убирать не буду. Подарок великий. Но и тебе не дам пока. Замотать его надо.