Провидение зла
Шрифт:
– На краю земли? – рассмеялся Игнис, но корень взял, с трудом ухватил его непослушными пальцами, стал тыкать им в лицо, с третьей попытки попал в рот, прикусил и тут же почувствовал, что сам становится большим, а боль остается маленькой. Где-то там, внизу, у воды, рядом со странным стариком, который казался вовсе не стариком.
– Ну как ты?! – прокричал откуда-то снизу угодник.
– Я… как будто расту, – удивленно ответил Игнис, и голос его раскатился рокотом грома.
– И так случается, – донесся голос Сина. – Только в твоей голове. На самом деле ты как сидел на песке, так и сидишь. Это я на всякий случай, а то вдруг решишь, что море у второй пристани тебе по колено. И не рассчитывай на второй корешок. Он очень редок, и я не скажу тебе, как он выглядит выше уровня земли. Это отрава, принц. Не та, которая приносит смерть, а та, которая отнимает жизнь. Прекрасная женщина так не привязывает к себе, как этот корешок.
– Откуда ты взялся, угодник? – спросил Игнис. – Что значит, ты почувствовал меня на корабле? И почему Алиус – твой ученик? Вы были приставлены ко мне? Кем? Зачем?
– Отвечу, – расслышал Игнис голос Сина. – Но не теперь. Теперь могу сказать только одно. Мы возвращаемся домой. К тебе домой. Но по рекам не пойдем. Опасно. Пираты стали заходить в реки, к тому же там уже разбойничают ладьи свеев. Даже я едва выпутался, опоздал на неделю в Самсум. Так что пока они делят речные русла, нам там места нет. Пойдем пешком, через Тирену. Теперь нам спешить некуда. Пока – некуда.
– Разве Тирена пропускает через свои земли? – удивился Игнис. – Разве она не считает себя до сих пор в состоянии войны с Утисом и Хонором? Да и вообще с ардуусским договором?
– Я не воюю с Тиреной, – ответил Син. – И ты пока не воюешь. Но война будет. И скоро. Накатит с юга, и Тирена, Аштарак – пострадают первыми. Ближний страх делает правителей жестокими, далекий расслабляет их. Тирена теперь открыта. Страх есть, но он едва различим. Правда, тиренские ярлыки можно получить только через какого-нибудь вельможу. Поэтому мы сейчас сядем на корабль и доплывем на нем до Тира. Раскошелимся на пару ярлыков. Тут недалеко. Под парусом – пару дней. Оттуда пойдем на северо-восток. В сторону Лаписа.
– Выходит, тирсены не боятся пиратов, если они рискуют выходить в открытое море? – спросил Игнис, удивляясь, что голос Сина становится громче и громче.
– Мы поплывем на пиратском корабле, – объяснил угодник. – Они уже с добычей, но, скажем так, вера в то, что угодники приносят удачу, заставила их взять с собой попутчиков. За небольшую плату …
Принц не дослушал. Упал и разбился. Без боли, без ничего. Разлетелся вдребезги…
Он пришел в себя на палубе. Стояла ночь, точнее, плыла, потому что плыл корабль, и вместе с кораблем плыли звезды над головой, луна, темный берег или просто тьма над водой. Вокруг ни огонька. Только чуть слышно похлопывал парус, поругивались на незнакомом языке матросы на корме, да скрипели канаты под порывами соленого ветра.
– Хорошо идем, – заметил сидевший рядом угодник и подвинул к принцу масляную лампу под стеклянным колпаком. Огонь ее подрагивал в такт хлопанью парусов.
Игнис с трудом сел, посмотрел на свои руки. Раны зарубцевались. Новая кожа была тонкой, розовой, прикасаться к ней было больно, но ни нарыва, ни гноя под ней не чувствовалось. Игнис засучил рукава, осмотрел предплечья, затем подобрал под себя ноги.
– Зажило, – кивнул Син. – Ты был без сознания два дня. Мы плывем уже второй. Раны, которые с лучшими снадобьями заживают за месяц, затянулись за двое суток. Ничего не хочешь сказать об этом?
– Нет, – мотнул головой Игнис. – Есть очень хочу.
– Ну, еще бы, – усмехнулся Син. – Орденцы кормили тебя соком тиренского граната. Вливали его тебе прямо в кровь. Он не дает умереть, но и только. Ешь.
Угодник поставил перед принцем бутыль. Развернул сверток. На ткани лежали яйца, хлеб, виноград, вяленое мясо.
– Горячего ничего нет.
– Я зато горячий, – вяло пошутил Игнис и принялся жадно есть.
– Ты спрашивал, почему мы приставлены к тебе, – начал говорить, глядя в темноту, Син. – Так слушай. Мы не приставлены к тебе, потому как нет никого, кто мог бы приставить нас к кому-либо. Мы приставлены к этому миру. Но не кем-то, даже не волею благопредставленного Энки, а сами по себе. Так же как ты, кстати. Да и любой… Но тех, кто помнит об этом, немного. И ни один из нас не может поручиться за всех прочих. Я вот уверен в немногих. Но мы есть и были. С тех самых пор, как эта земля подверглась вторжению силы, которая сравнима с божественной.
– Ты о Лучезарном? – оторвался от еды Игнис. – Или о падении Семи Звезд? Угодники ведь появились еще во льдах? Так мне рассказывала матушка, да и наставники говорили о том же…
– Одно немыслимо без другого, – кивнул Син. – И одно – часть другого. Следствие. Боги не вмешиваются в дела людей, даже если тем грозят неисчислимые беды. Всякая тварь имеет свободу, которую ограничивает только другая тварь. Никто не может сделать мерзавца праведником, но если праведник стал мерзавцем, значит, он им и был. Жизнь, конечно, сложнее моих слов, но так или иначе соответствует им. Но когда Семь Звезд поразили дома и святыни богов, а затем Бледная Звезда повергла всю землю в хаос, это уже были не дела людей. Поэтому боги и их помощники пошли к людям. И были с ними вплоть до битвы у Бараггала. Затем они ушли. Принесли великую жертву и ушли.
– Отдали собственную жизнь? – спросил Игнис.
– Боги не могут отдать собственную жизнь, – покачал головой Син. – Даже демоны не могут отдать собственную жизнь. Они могут понести ущерб, но останутся живы. Только мурса можно развоплотить до основания его сущности. Да и то семя останется. Занесет его в невиданные дали, пройдет тысяча лет, и начнет пробуждаться росток духа. А не занесет, будет метаться в пустоте холодной спорой. Без времени, без памяти.
– А человек? – спросил Игнис.
– Человек смертен, – согласился Син. – Но его путь – загадка. Что там, за пологом смерти? Неизвестно. Только великий творец знает об этом. Но то, что отпущено человеку, отпущено сполна, что бы ему ни выпадало – радости или горести, сладости или муки. В древних трактатах написано, что демоны завидуют людям. Демоны обладают силой и властью, но не могут испытывать остроту чувств, подвластную людям.
– Я бы поделился этой остротой с демонами, – покачал головой Игнис, растирая недавние раны.
– Но на самом деле и боги, и демоны, и мурсы способны испытывать и боль, и муки, – продолжил Син. – И боги этой земли их испытали сполна. Представь себе, что ты никогда не можешь вернуться в Лапис. Что ты пожертвовал им.
– Сжег? – не понял Игнис.
– Нет, лишился его. Навсегда. Ноги твоей не будет за родным порогом. Все, что ты можешь, – это забраться на вершину горы на ардуусском кряже и посмотреть на башни своего замка издалека.
– Лучше уж смерть, – сдвинул брови Игнис.