Провидение зла
Шрифт:
«Я вижу, – подумал Литус. – Почему-то вижу. И как будто не только глазами, потому что чувствую каждого идущего навстречу. Его ужас, усталость, страх, надежду или что-то еще, бьющее изнутри. Или уже не бьющее, а застывшее. Омертвевшее. Обреченное. Подвешенное на тонкой-тонкой нити. К примеру, как у вон того мальчишки-храмовника, который прихрамывает. Наверное, сбил ноги…»
Литус не успел додумать, потому что вдруг, неожиданно, нежданно одно из тех черных пятен, которое он не мог проглядеть, подхватилось порывом ветра, хлопьями сажи пересекло оба ограждения, прошло сквозь храмовника и унесло его жизнь. Бездыханное тело упало вниз, и те, кто шел за ним, стали ступать ему на спину.
Не останавливаясь, Литус нагнулся, подхватил багор из мертвой руки, выругался, потому что оружие оказалось тяжелым не только на вид, подхватил его и пошел дальше. Без сомнения, он видел все. По выгороженному через мертвую равнину прогону в обе стороны шли отчаявшиеся, измученные люди. И черные тени, словно стервятники, налетали на того, кто слабее прочих цеплялся за жизнь. И уносили его прочь.
«Зачем это все нужно, – подумал Литус. – Зачем эти бессмысленные прогулки в проклятое место? Зачем эти багры, которые не только нести, поднять непросто тем, кто не держал оружия в руках? Зачем это все? Было бы угодно Энки такое паломничество к месту его сожжения? Каково число несчастных, кто не дошел до Бараггала или не вернулся от него? Кому нужно это поклонение? Энки или Лучезарному? Кто дает силу храмовникам, хотя бы таким, как Веррес, – Энки или Лучезарный?»
Ограждение в полусотне шагов перед Литусом вдруг вздулось, словно огромный шар прикатился по равнине, ударился о преграду, наклонил, едва не выворотил два каменных столба, натянул плетенку и порвал ее. На мгновение, как показалось Литусу, блеснуло лоскутом звездное небо, холмистая неровная равнина, избушки или полуобрушенные сараи вдали, и в проход ввалился зверь. Наверное, когда-то он был кабаном, или создатель замысливал его кабаном, но теперь его спина горбилась панцирем, словно у огромного жука, клыки торчали вверх и вниз на локоть, а холка была Литусу едва ли не по пояс.
– Встречный! – выкрикнул Литус и, удивляясь сам себе, выставил вперед багор, присел у ближайшего столба, а когда зверь, разбрасывая кости, устремился к добыче, упер случайное оружие в каменную грань ближайшего столба.
Зверь напоролся на оружие точно огромным пятаком. Острие вошло ему в глотку, а изгиб крюка начал разворачивать небо. Столб, у которого присел Литус, дрогнул, покосился и упал наружу, обрывая плетенку и выворачивая грязную глину, а зверь, хрипя и захлебываясь кровью, пролетел под канатом и забился в судорогах с другой стороны тропы.
– Что здесь? – почувствовал Литус хлопки по собственному плечу.
– Встречный, – выпрямился он и расслышал, как шедшие за ним и за храмовниками паломники послушно передают по цепочке: «Встречный, встречный, встречный».
– Что за шум?! – раздраженно и испуганно заорал Веррес.
– Поросенок, – ответил Литус. – Кажется, поросенок сбил столб. Наружу. Осторожно. Я едва не споткнулся. Комель его торчит на высоте колена.
– Почему поросенок? – не понял Веррес. – Как ты определил?
– Пятак, – ответил Литус. – Он свалился под канат. Можно протянуть руку и пощупать пятак. Наверное, его оглушило. Или ты не слышал визг?
Кабан уже перестал дергаться.
– Еще не хватало мне щупать кого-то! – заорал Веррес. – Почему ты крикнул «Встречный!»?
– А что я должен был крикнуть? – удивился Литус. – Тут же темно. Или нет? Откуда я знал, что это поросенок?
– Ладно, – вновь подтолкнул бастарда в спину храмовник. – Идем.
– Осторожно, – предупредил Литус. – Тут еще столб наклонился внутрь. И плетень разорван. И еще один столб.
Когда они вышли к часовне, что отмечала границу Кольца Смерти, Литус уже едва стоял на ногах. Вокруг древнего сооружения, внутри которого сидел седой храмовник в сером балахоне и чадила масляная лампа, виднелось пятно сухой травы. Часовня сама казалась лампой, потому что и это пятно освещалось ею самою. Другого источника света не было. И за часовней, где должно начаться Кольцо Теней, тьма как будто сгущалась еще сильнее. Тем светлее казалась нежданная опушка… Паломники сразу окружили часовню, попадали, привалились к ее фундаменту, словно были в пути неделю.
– Что с твоими руками? – спросил Веррес у Литуса.
Бастард, который уже присматривался, где упасть и закрыть глаза, взглянул на руки, ободранные в кровь, поднял глаза на храмовника, который уже не казался ему благополучным толстяком.
– Упал, – проговорил он. – Кажется, упал. Тогда, возле поросенка. Веррес, ты ведь не самый незначительный человек в Храме Последнего Выбора?
– Я первый помощник предстоятеля Алдона! – гордо выпрямился Веррес.
– Хорошо, – кивнул Литус. – Как первый помощник предстоятеля, ответишь мне на один вопрос?
– У нас нет времени, – поморщился Веррес. – Через пять минут мы пойдем дальше. И эти двадцать лиг, которые осталось пройти до Бараггалла, – особенные. Там нельзя останавливаться. Совсем! Тот, кто останавливается, рискует не дойти никогда! К тому же ты всего лишь служка! Почему я должен…
– Я там буду служкой! – оборвал храмовника Литус. – Там. Может быть. И может быть, недолго. И пусть я бастард, но пока я сын короля Эбаббара. Может так случиться, что завтра я буду королем. Может так случиться, что завтра ты, Веррес, будешь предстоятелем. И мне нужен ответ на один вопрос.
– Спрашивай! – скривился храмовник.
– Послушай, – вздохнул Литус, – ведь ты страдаешь не меньше меня. Ты редко проходишь этой тропой. И ты пошел только ради меня. И вряд ли какой еще послушник заслуживает эскорта из помощника предстоятеля и десяти храмовников, тем более что один из них уже погиб.
– Спрашивай! – повысил голос храмовник.
– Как вы узнали, что я должен прибыть? – спросил Литус. – Неужели есть короткий путь, которым в Храм Последнего Выбора примчался гонец и сообщил, что король Эбаббара отправил своего сына на послушание к вашей святыне?