Провидение зла
Шрифт:
– Звери?
– Люди, превращенные в зверей. Их меньше тысячи, хотя еще некоторые командуют легионами.
– Аксы?
– Самые опасные. Полудемоны. Они охраняют Лучезарного. Но воинам не стоит их бояться.
– Почему?
– Они – личная гвардия Лучезарного, он никогда не отправит их в бой, пока жив. Он думает, что они его последняя защита. Во всяком случае, часть его магии держится на них. А если его не будет, они не станут сражаться. Они слуги, но в глубине собственного нутра каждый из них числит себя равным Лучезарному. И каждый из них способен принести неисчислимые беды. Могильцы, по сравнению с ними, могут показаться ароматом цветов на фоне стальных колючек. Аксы не вступят в бой, но они уже ведут ворожбу. Если хотя бы одна из башен рухнет, это будет результатом их усилий.
Император кивнул и приник к оптическому устройству. Сейчас, когда он видел строй врага почти вблизи, он радовался, что то же самое не могут разглядеть его воины. Войско Лучезарного было столь велико, что, казалось, пойди оно вперед даже без оружия, оно все равно победит, потому как нельзя сопротивляться цунами или селю – сметет, затопчет, уничтожит, даже не заметив тебя. Император выпрямился, шагнул вперед, окинул взгядом собственные войска. Нет, даже если его войско ждет поражение, оно не обернется легкой победой Лучезарного. Пусть его войско в два раза уступает противнику числом, но оно стоит на своей земле, и за его спиной дома, семьи, дети. А у некоторых впереди поруганные, выжженные и оскверненные врагом. Те, чьи земли уже покорил Лучезарный, стояли в первых рядах войска. Прикрывали основные силы императора, силы, которые казались ему недостаточными.
Над равниной разнесся гул. Император поморщился, но вскоре понял: в рядах армии Лучезарного начали бить барабаны. Зашевелилась, ожила черная полоса.
– Пять армий пошли вперед, – подал голос угодник.
– Сколько в них воинов? – спросил император.
– Пятьсот тысяч, – был ответ.
Все ясно. Лучезарный решил раздавить противника одним ударом. Пятьсот тысяч человек на поле шириной около пятнадцати лиг, от Уманской непролазной чащи до непроходимой топи за большим каламским селом у холмистой рощи. Пятьсот тысяч войска, которым предстояло пройти десять лиг, спуститься в низину и затем взобраться на священный холм. Преодолеть земляные валы, укрепленные частоколом. Подойти к каменным стенам Бараггалла, которые конечно же не могли считаться крепостью, снести их, а затем снести и башни. Почему император послушался угодника? Не следовало ли отступить к Эбаббару? Или даже к Самсуму? Ведь две армии того же Лучезарного, двести тысяч воинов так и не взяли Самсум, хотя основные силы императора были здесь!
Ряды пяти ратей Лучезарного, растянувшись на все поле, медленно поднимались вверх по склону. Десятки таранов, которые годились не только для обрушения стен и ворот, но и для пробивания боевых порядков, ползли в окружении лучников и мечников. Полмиллиона воинов Лучезарного, только часть его войска, – на меньшее число воинов императора, почти все, что у того было. Но основные силы Лигурры стояли у самих валов, а противостоять врагу в первую очередь собирались отряды уничтоженного Лучезарным царства – Таламу. Всего тридцать тысяч человек. Тридцать тысяч против пятисот тысяч. Один смельчак против семнадцати убийц.
В небе появились черные точки. Увеличиваясь, они черной тучей неслись в сторону войска. Сэнмурвы летели высоко. Только миновав ряды таламу, они пошли вниз. С воем пролетели над рядами лигурров, сбросили холщовые, отвратительно пахнущие мешки и, вызывая ужас, выплюнули кое-где пламя или яд. Воины стояли, укрывшись щитами. Защелкали луки. Несколько тварей с визгом полетели вниз, прочие развернулись и отправились назад.
– Тлен, – ответил угодник на взгляд императора. – Сбрасывают на воинов разложившиеся, расчлененные трупы. Обозначают нашу участь.
– Она такова? – спросил император.
– Никто не избежит смерти, – пожал плечами угодник. – Но в эту битву она настигнет не каждого. Но каждый может отыскать в ней славу и доблесть.
Тем временем боевые порядки бледных приблизились на расстояние полета стрелы. И стрелы не замедлили полететь с их стороны. Таламу не отвечали. Они прикрылись щитами и сыромятными бычьими кожами. Замерли, присели, словно собирались отсидеться в укрытиях или дождаться магической помощи от ордена угодников. И вот башни Бараггалла осветились голубоватым светом, и трава, уже утоптанная трава под первыми рядами бледных – вспыхнула. Кое-где загорелась и одежда на воинах, но они продолжали идти вперед, словно не чувствовали боли. И почти сразу же поднялся столб красного света над воинством Лучезарного, и пламя побежало в сторону таламу. Но тридцать тысяч смельчаков уже встали на ноги и стремительно рванулись вперед. Минуя венчавшую строй врага тысячу таранов, они вклинились в строй бледных и принялись рубить и колоть, убивать и падать сраженными.
– Готовиться! – обернулся к советникам император.
Через час от таламу никого не осталось, хотя какие-то сражения еще продолжались в порядком прореженном строе бледных. Но более половины таранов остались лежать на обожженной пустоши. И когда ряды бледных сошлись с рядами воинства Лигурры, это уже не были стройные ряды непотрепанного войска. К тому же со стен Бараггалы ударили баллисты и катапульты. В ряды бледных вонзились лучи света, которые заставляли, пусть ненадолго, замирать в ужасе даже этих холодных воинов. Но затем в воздухе снова появились сэнмурвы, и вниз полетели уже не трупы, а камни и выкованные из острой стали ежи. А когда пять ратей, половина войска Лучезарного, были рассеяны, когда уже смешались остатки таламу и потерявшие почти половину воинов лигурры, когда порядком прореженное войско императора восстановило строй, оказалось, что по черному от огня и сырому от крови полю второй волной идут еще пять ратей Лучезарного. Еще пятьсот тысяч воинов. Но перед ними блестело что-то новое. Словно сверкающие сталью чудовища надвигались на Бараггал.
– Машару, – объяснил угодник. – Боевые быки. Они неприступны для стрел, если только стрела не попадет в глаз животного. Но быки кроме необычайно толстой кожи прикрыты еще и стальными доспехами. Натасканы против любого врага, могут даже использоваться как таран, если ворота крепости не слишком мощны. Их тысяча, на каждом погонщик, но он тоже защищен доспехами. Приказывай воинству отойти за валы. У нас есть средство против быков, но на него потребуется время.
Армия императора, подчиняясь трубам, звук которых с трудом прорывался сквозь грохот барабанов бледных, начала сдавать назад, укрываться за валами. И как раз в это время раздался треск, грохот, одна из башен Бараггалла покраснела, оделась пламенем, покрылась трещинами и с грохотом осыпалась.
– Долго продержалась, – с удовлетворением сказал побледневшему императору угодник.
И в этот миг фыркнули уцелевшие баллисты и катапульты, и в сторону рядов бледных полетели запечатанные воском горшки. Вряд ли они могли причинить врагу серьезный урон. Но сразу после залпа движение машару замедлилось, а затем большая их часть развернулась и понеслась назад, к собственному воинству, пока не исчезла, ударившись о боевые порядки, как исчезает горсть гальки, брошенной в воду. Но первые ряды врага были смяты.
– Иногда нужно не колдовство, а смекалка, – объяснил императору угодник. – В горшках струя потекшей коровы. Быка, который чувствует течку коровы, остановить не может никакой машару. Но дальше нам легко не будет.
И битва продолжилась.
Армии сошлись. И когда рубка уже была в самом разгаре, когда были сломаны ряды копейщиков, когда битва обратилась в тысячи, десятки тысяч отдельных схваток – на поле боя появились черными тенями мурсы. И там, где они вступали в схватку, воины императора или покорно подставляли свою плоть под удары врага, или сами разворачивались и нападали на своих соратников. Но не долго мурсы проводили кровавую жатву. Засияла белым еще одна башня и, прежде чем рухнуть, выжгла иглами света могильцев до единого.