Провидица
Шрифт:
Несмотря на то, что он сказал раньше, травы и целебные мази показались мне подозрительными.
— Итак, вы говорили по-французски?
— Да, и по-английски. После того, как Лавания обратила меня, мне потребовалось три года, чтобы узнать все, что нужно, о рунах, Бессмертных и Валькириях. Наш курс был не таким интенсивным, как у некоторых людей, — он сжал мою талию, лаская пальцами кожу. Мне пришлось заставить себя сосредоточиться. — У Лавании был замок в Нормандии и около трех сотен Бессмертных под опекой. Я украдкой сбегал, чтобы понаблюдать за моей матерью. Я смотрел на нее, шел рядом с ней и слушал, когда она разговаривала со слугами или друзьями о
Слезы наполнили мои глаза и потекли по щекам на его волосы.
Руки Торина вокруг моей талии были похожи на тиски.
— Я не мог уйти. Я пытался так много раз, но всегда возвращался. Я не мог дать ей то, что она хотела, но она была там для меня. Даже если она об этом не знала, — Торин выдохнул воздух. — Я начал воспринимать бессмертие как проклятие. Я был жив, но внутри все превратилось в пепел, моя связь с теми, кого я любил, разрывалась.
Неудивительно, что он не хотел меня обращать. Он говорил, что бессмертие было хуже смерти, и умолял меня не делать этого. До сих пор я не понимала, почему.
Мои руки сжались вокруг его плеч.
— А потом она умерла, и все перестало иметь значение, — прошептал он тихо. — Я был похож на мертвеца. Я пожинал души, ел, спал, но ничего не чувствовал. Пустота. Тьма стала моим спутником. Я ненавидел то, кем я стал, но ничего не мог сделать, чтобы изменить это. Возможно, я и не хотел ничего менять. Большинство Валькирий собрались в группы. Я предпочел остаться один. Я не хотел связываться с другим человеком, Смертным или Бессмертным. Когда я присоединился к Эндрису, я ненавидел быть Валькирией. Его беззаботное отношение раздражало меня. Когда он обратил Малиину и Ингрид, не задумываясь о последствиях, я дал ему по шее и выбросил вон. На некоторое время он отстал, но потом вернулся. Не имело значения, как часто я велел ему убираться или не лезть ко мне, он всегда возвращался. Потом я встретил тебя.
Воцарилась тишина. Я была уверена, что он — как и я, — переживает наш первый месяц вместе: то, как его влекло ко мне против его воли, и то, как он сражался за мое исцеление, и мое превращение в Бессмертную.
— Итак, когда ты говоришь, что твои чувства ослабляют тебя, мне кажется странным, что это происходит из-за меня, потому что ты — смысл моего существования. Причина, по которой я дышу. Улыбаюсь. Смеюсь. Живу. Ты научила меня снова чувствовать, любить и доверять. Ты даешь мне повод просыпаться по утрам, — он усмехнулся, хотя и не казался веселым. — Но если ты когда-нибудь решишь, что эти отношения не подходят для тебя, я тебя отпущу, потому что, прежде всего, прежде моей потребности, прежде моей боли, самое важное для меня — твое счастье.
У меня перехватило дыхание, когда Торин потянулся и коснулся моего лица кончиками пальцев, кожа после его прикосновения горела. В течение одного короткого момента я закрыла глаза и наслаждалась этим, слезы жгли мои глаза. Но я тут же открыла их, потому что мне нужно было ощутить его со всей возможной полнотой.
— Каждую ночь, когда я оставляю тебя и заползаю в свою холодную постель, я испытываю боль. И дело не в сексуальной неудовлетворенности. Мне нужно держать тебя в руках. Чувствовать тебя. Вдыхать тебя. В то мгновение, когда ты целуешь меня, шепчешь мне, что любишь, я отдаю тебе часть себя. Но любовь к тебе питает мою душу. Целуя, ты подтверждаешь то, в чем я уверен глубоко в моем сердце, мы с тобой должны быть вместе, — он вытер слезу с моей щеки. — Ты знаешь, когда я выхожу утром и не вижу тебя у окна, меня холодный пот прошибает? Мой худший кошмар — то, что я могу потерять тебя из-за Норн или глупых Смертных, беззаботно использующих магию. Я сделаю все, сражусь с кем угодно, лишь бы ты была в безопасности, поэтому никогда не думай, что я не слушаю то, что ты говоришь. Все, что ты думаешь и говоришь, важно для меня. Если понадобится целая жизнь, чтобы убедить тебя…
Я прервала его своими губами, вкладывая в поцелуй всю любовь своего сердца, показывая то, что не могла выразить словами. Когда мы оторвались друг от друга, Торин усмехнулся, и сексуальный звук прокатился волной по моим обострившимся чувствам.
— Я должен чаще рассказывать тебе о своих чувствах — поддразнил он.
Я обняла его.
— Ты это делаешь каждым взглядом и улыбкой, каждым прикосновением и поцелуем
— Хорошо. Могу я сейчас дышать? — пробормотал Торин, и я обнаружила, что прижала его лицо к своей груди. Я успокоилась, откинулась назад и принялась рассматривать его прекрасно вылепленное лицо — точеные скулы и умелые губы, знающие толк в поцелуях. Он лениво изучал меня, его яркие голубые глаза сверкали под этими невероятно длинными ресницами.
— Знаю, иногда со мной бывает трудно.
Он усмехнулся.
— Это преуменьшение.
— Ладно, я настоящая заноза в заднице.
— Точно, — он едва сдерживался, чтобы не рассмеяться.
— И я не умею рассказывать о том, что я чувствую к тебе.
Его брови взлетели
— О да, ты орешь. Много. Но ты действительно хорошо умеешь показывать.
Сейчас он меня дразнил. Когда-нибудь я ему собираюсь показать кое-что впечатляющее.
— И иногда я действительно могу быть против тебя.
— Не, я люблю, когда ты собачишься. Заметь, мы зажигаем намного жарче после того, как поцапаемся. Ни на что это не променяю. Если ты превратишься в слабачку, то обещаю тебе прямо здесь и сейчас, что сделаю твою жизнь печальной. Я невыносим, когда начинаю все время придираться, — он чмокнул меня в нос. — Ты связалась со мной.
Глаза Торина светились силой его чувств, и я чувствовала себя глупо, глупо даже для моей более ранней реакции. Этот мужчина обожал меня. Я не знала, что я сделала за семнадцать с половиной лет, чтобы заслужить его, но мне чертовски повезло.
Мы просто сидели, я, обняв его за плечи, он, обвив руки вокруг моей талии. У меня остались вопросы. К некоторым из них я не знала как и подступиться. Мне неловко было спрашивать про его отца, но я должна была узнать.
— Так на чем мы остановились, прежде чем ты меня отвлек? — спросила я.
— Мы закончили, — он поднял меня и бросил на кровать. Я подавилась криком, замолотив по воздуху руками и ногами. — Мне надо кое-куда сходить, ведьма. Кое-чем заняться.
Я смотрела, как он тянется за носками.
— Твой отец умер раньше матери?
— Нет, — он натянул один и потянулся за вторым.
— Где он был, когда она горевала?
— Со своими любовницами в Аквитании… или это было в Лондоне? Моя мать в это время оставалась в поместье одна с крестьянами
— Ублюдок.
Торин хмыкнул.
— Я думаю, она предпочитала оставаться одной.
— В конце она узнала о тебе? Я имею в виду, ну, ты понимаешь, ты пожал ее?
Торин остановился в процессе обувания сапога, и я подумала, что он не ответит.