Провинциал, о котором заговорил Париж
Шрифт:
— Да что вы такое говорите… — севшим голосом промолвил д'Артаньян, начиная терять уверенность в себе. Он настолько пал духом, что даже не возмутился при упоминании площади Трагуарского креста — что для столь родовитого дворянина было несомненной обидой, ибо там казнили приговоренных исключительно низкого звания.
— Всего лишь объясняю, что ждет нарушителя королевских эдиктов вроде вас… в конце. А в ближайшем будущем вам предстоит столкнуться с весьма неприятной процедурой под названием Supplice des brodequins…
— Это еще что такое?
— Испытание сапогом, — любезно разъяснил комиссар. — Ноги допрашиваемого вкладывают в деревянные колодки, а потом меж ними неторопливо забивают деревянные клинья, пока мясо не смешается с раздробленными костями… Если мы с вами не договоримся ладком, вы прямо отсюда отправитесь в подвал, где сведете знакомство накоротке с мастером этих унылых церемоний… И не козыряйте вашим дворянством, право. Эти сапожки надевали людям и познатнее вас, а на плахе оказывались и герцоги, и маршалы… Неужели вы об этом не знаете?
Д'Артаньян понурил голову, чувствуя, как в душу понемногу закрадывается отчаяние.
— Но это же несправедливо! — вырвалось у него помимо воли. — Почему, в таком случае, схватили меня одного?
— До остальных еще дойдет очередь, — пообещал комиссар. — Что вам толку о них думать? Вам следует побеспокоиться о себе, пока не оказались в подвале. Здесь не шутят, молодой человек. Вы попали в прескверную историю! Злонамеренно вызвали на дуэль мушкетеров нашего христианнейшего короля…
— Это была встреча!
— У нас другие сведения. Особенно когда свидетели показывают против вас…
— Это какой-то дурной сон! — воскликнул д'Артаньян.
— Ничего подобного, молодой человек. Это — правосудие… — Он вдруг изменил тон, теперь его голос звучал вкрадчиво и медоточиво: — Однако надобно вам знать, что правосудие видит свою высокую задачу отнюдь не в том, чтобы непременно обрушить топор на шею человека, а и в том еще, чтобы помочь ненароком сбившемуся с пути молодому, неискушенному провинциалу вроде вас…
— Что вы имеете в виду?
— Молодой человек, — сказал комиссар, прямо-таки источая доброжелательность и сочувствие. — я, знаете ли, вот уже четвертое царствование встречаю на своем неблагодарном посту. Служил и при Генрихе Третьем, и при Генрихе Четвертом, и при правлении королевыматери, а вот теперь имею честь служить Людовику Тринадцатому, да продлит Господь его дни… Всякое повидал — и заматерелых злодеев, и оступившихся юношей вроде вас… Честное слово, я хочу вам помочь. Но для этого нужно, чтобы и вы пошли мне навстречу…
— То есть?
Комиссар доверительно наклонился к нему:
— Поговорим, как разумные люди… Мы оба прекрасно понимаем, что за господ королевских мушкетеров найдется кому заступиться — у капитана их роты нешуточное влияние и немалые связи… А у вас? Есть у вас покровитель, к чьей помощи можно прибегнуть? Вот видите, вы молчите… Вам не на кого положиться… кроме меня. Я — ваш единственный друг.
— Что вы от меня хотите? — настороженно спросил д'Артаньян, усматривая за мнимым радушием очередную ловушку. Комиссар заговорил еще доверительнее:
— Если что и может вас спасти, так это ваша юность и неискушенность… а также — откровенность. Человеку с моим опытом совершенно ясно, что вам самому ни за что не пришло бы в голову вызывать на дуэль королевских мушкетеров. Вас подучили , это несомненно. Некто, опытный и коварный, воспользовался вашей горячностью и простодушием, чтобы с вашей помощью, вашими руками свести счеты с верными гвардейцами короля. Потому что наш некто близок к людям, которые в гордыне своей пытаются занять неподобающее им место возле короля… К людям, которые слишком много на себя берут и потому вызывают всеобщую неприязнь… Лукавые временщики…
— Уж не на министра-кардинала ли вы намекаете, сударь? — спросил д'Артаньян решительно.
На морщинистом лице комиссара мелькнуло нечто похожее на страх.
— Тс! — шепнул он, оглянувшись на дверь. — Не будьте так прямолинейны, юноша… Скажем так: вы правильно усмотрели тенденцию и направление моей мысли… Некоторую тенденцию и некоторое направление. Вот что, вы мне кажетесь вполне разумным человеком… К чему вилять? Если мы с вами договоримся и вы дадите полные, искренние показания об иных приближенных иных временщиков, участь ваша моментально облегчится…
Д'Артаньян, уже видевший, куда клонится дело, стал задумываться, не пришло ли время использовать в качестве единственного оружия ту самую мерзкую лохань. Он явственно ощущал, как его затягивает в исполинские шестерни какого-то равнодушного и оттого еще более ужасного механизма…
Дверь неожиданно распахнулась, ввалился озабоченный стражник, без алебарды, и, с ходу склонившись к уху принципала, что-то горячо зашептал.
— Черт побери, Майяр, не брызгайте слюнями мне в ухо! — раздраженно отстранился комиссар. — Говорите спокойнее… И где он?
— Да вон, уже… — и стражник ткнул большим пальцем через плечо.
В следующий миг порог камеры решительно переступил Луи де Кавуа, капитан мушкетеров кардинала. Опираясь на украшенную лентами трость с золотым набалдашником, он остановился в дверях, словно в раме картины, и, держа на отлете свиток пергамента, принялся разглядывать всех присутствующих с видом небрежным и высокомерным.
— Кто здесь будет комиссар Бертион? — осведомился он, глядя поверх голов с аристократическим прищуром.