Провинциал, о котором заговорил Париж
Шрифт:
— Господа! — негодующе воскликнул кто-то. — Вы, право, мешаете играть! Идите деритесь и дайте нам закончить партию.
— Пойдемте, господа? — предложил д'Артаньян.
Глава тринадцатая Плечо Атоса
Они вышли на пустырь, и д'Артаньян немедленно обнажил шпагу:
— Ну что же, любезный Портос, посмотрим, так ли вы ловко щелкаете шпагой, как щелкаете по шарам…
Шпага великана сверкнула на ярком солнце, и он ринулся в сторону гасконца очертя голову — но держась, правда,
После обмена ударами, нескольких выпадов и перемещений д'Артаньян вдруг ощутил, что ему совершенно не хочется не то что убивать этого глуповатого великана, но и вообще наносить ему телесный урон. Победить Портоса без всякого пролития крови отчего-то было гораздо занятнее…
А посему он в последний миг отказался от уже намеченного удара и, сделав вид, что оплошал, занял оборону. Портос наседал, приняв игру д'Артаньяна за чистую монету, его шпага сверкала перед лицом гасконца, отступившего ровно на три шага, как и наметил поначалу.
Воспрянувший Портос напирал, рискнув сбросить плащ по причине полного отсутствия зрителей.
— Ах, как сияет ваша перевязь! — проговорил сквозь зубы д'Артаньян, снова сделав вид, что дрогнул перед противником и вообще устает.
— Я еще погляжу, как засияют твои кишки! — откликнулся Портос.
— Если не секрет, сколько вы все же заплатили за перевязь? Я себе непременно хочу такую…
— Дороже, чем ты стоишь!
— Господа! — поморщился Атос. — Не превращайте поединок в балаган! И не забывайте, что я жду своей очереди. Деритесь всерьез!
— Черт возьми, вы совершенно правы! — сказал д'Артаньян.
И, нанеся несколько ударов уже в полную силу, со всей быстротой юности и гасконским проворством, вновь пустил в ход испытанный прием, справедливо рассудив, что есть вещи, которые ничуть не обесцениваются от частого употребления, наоборот.
Как и в прошлый раз, шпага Портоса, сверкая золоченым эфесом, взлетела высоко вверх, описала дугу — весьма изящную, заметим — и полетела прямехонько в прошлогодний бурьян, широкой полосой окаймлявший пустырь.
Портос, определенно кое-чему научившийся за время тесного общения с д'Артаньяном, на сей раз не потерял ни мига — он опрометью кинулся было в ту сторону, куда упала шпага, спеша ее подобрать, на что имел полное право согласно дуэльному кодексу. Вот только д'Артаньян не расположен был затягивать события сверх всякой меры. Он сделал ложный выпад под воротник, потом молниеносно приставил острие шпаги к животу Портоса, заставив того замереть перед лицом неизбежного.
— Вам не кажется, сударь, что самое время для вас просить пощады? — осведомился он с торжеством. — Или хотя бы извинения? Я готов удовольствоваться как раз последним, право…
Портос оглянулся на своего секунданта в полной растерянности.
— Ничего не поделаешь, Портос, — пожал тот плечами, не столько даже удрученный постигшим друга поражением, сколько просияв
— Извините, — пробормотал Портос. — Дьявол вам ворожит, что ли…
— Да, конечно, если считать дьяволом моего отца, научившего меня этому приему, — сказал д'Артаньян. — Но, уверяю вас, нет решительно никаких оснований отождествлять этого почтенного дворянина и врага рода человеческого… Полагаю, я могу взять вашу шпагу?
— Разумеется, можете, — нетерпеливо сказал Атос. — Эй, эй! Портос на нее не покушается более, она так там и будет лежать, оставьте ее в покое, черт подери! Мы с вами еще не закончили!
И он с решительным видом обнажил свою.
— К вашим услугам, сударь! — поклонился д'Артаньян.
Клинки со звоном скрестились. На сей раз д'Артаньян сам оказался в роли Портоса — он, памятуя подсознательно, как Атос дважды уклонялся от схватки, отчего-то решил, что и впрямь имеет дело с робким и неуверенным противником, и в первую минуту пустил в ход далеко не все свое умение и проворство.
За что и был немедленно наказан — шпага Атоса раз и другой сверкнула в столь опасной близости, что д'Артаньян моментально опомнился и сообразил, что следует, по гасконскому присловью, из шкуры вон вывернуться, если он хочет выйти живым из этой истории.
Увы, первая ошибка сплошь и рядом влечет за собой и последующие. Д'Артаньян пропустил удар, и острие шпаги Атоса вонзилось ему в левое плечо. К счастью, большую часть удара приняла на себя перевязь, и клинок лишь по касательной проник под кожу.
— У него кровь! — воскликнул де Вард.
— Но он, как я вижу, не намерен выйти из боя, — отозвался Атос, наседая.
— Вот именно! — крикнул д'Артаньян, сосредоточив все внимание на клинке противника и не видя ничего более вокруг.
Сверкающая паутина мастерских ударов вновь и вновь сплеталась вокруг него, но д'Артаньян, собрав все свое умение, успешно оборонялся. А там и перешел в наступление. Он вызвал в памяти воспоминание о позорной неудаче в Менге, о презрительной усмешке Атоса, обращенной к нему, распростертому в пыли во дворе, — и это придало нечеловеческие силы. Он словно бы отрешился от всего сущего, в мире больше не было ничего, кроме острого мелькания шпаг — вот только над схваткой сиял еще взгляд огромных синих глаз…
Д'Артаньян нанес удар — и его клинок пронзил правое плечо Атоса. Мушкетер, проворно отступив, перебросил шпагу в левую руку и довольно мастерски пробовал обороняться, но гасконец налетел на него, как вихрь, в свою очередь, сплетая сеть молниеносных ударов.
Не прошло и полминуты, как Атос был вторично ранен, на сей раз в левый бок. Он бледнел на глазах от потери крови, взмахивая шпагой все неувереннее, и д'Артаньян уже пару раз мог бы покончить с ним. Однако ему вновь пришло в голову, что победа над противником вовсе не обязательно должна заключаться в том, чтобы тот свалился у твоих ног бездыханным трупом…