Проводник

Сидоров Леонид Владимирович

Да уж, повезло, так повезло. Должно быть неплохо обо что-то приложился. Из носа просто так кровь не пойдёт. Как бы вообще сотрясения мозга не было. Накроются тогда все эти Марсели и Парижи большим медным тазом.

— Идёмте, — взял под руку Филимон Архипович. — Только позвольте я вас немного поддержу, от греха подальше.

— Один момент, — остановился Макс при виде возвращающегося паренька. — Всякая работа должна быть оплачена.

Потянулся в карман и вручил горсть серебряной мелочи.

— Держи, Петро. Честно заработал.

— Премного благодарствую, барин, — просиял извозчик. — Дай вам бог доброго здоровьечка! Вот ежели всяк бы так платил, глядишь и я бы скоро…

— Ну, ступай, Петро, ступай, — поторопил Филимон Архипович. — Некогда нам с тобой лясы точить.

Провожаемые заинтересованными взглядами пациентов, зашли в приёмный покой.

— Постой-ка, голубушка! — городовой окликнул спешащую с кипой белья дородную медсестру. — Матвей Яковлевич сегодня принимает?

— Так в смотровой он. Второй кабинет налево по коридору.

— Благодарю вас, душечка. Идёмте, Дмитрий Михайлович.

Остановившись перед дверью, деликатно постучал.

— Разрешите?

— Да-да, войдите!

Тихонько скрипнула дверь. Отложив бумаги, высокий худой мужчина поправил очки и порывисто привстал из-за стола.

— Ба! Филимон Архипович! Добрый день! Какими судьбами?

— Здравствуйте, Матвей Яковлевич. Да вот, опять беда приключилась. Гостя московского к вам привёл…

— Росинский Дмитрий Михайлович, — галантно наклонил голову Макс. — Министерство государственных имуществ, инспектор Московского комитета по шелководству.

— Моё почтение, — кивнул доктор. — Лукин Матвей Яковлевич, земский врач. И позвольте узнать, что же у вас за беда?

— Да беда. Прямо-таки коварная судьба-злодейка, — усмехнулся Макс. — Представьте, везут меня по Ланжероновской, наслаждаюсь прекрасными видами, и тут всего в каких-то пяти шагах от гостиницы на нас налетает пролётка.

— Боже мой, как, опять эти извозчики? — ужаснулся доктор. — Что же вы стоите, право! Немедля же проходите к кушетке и раздевайтесь до пояса! Мне надо вас тщательно осмотреть.

Морщась от боли, Макс стянул перчатки и начал раздеваться, неловко пытаясь совладать с многочленными пуговицами.

— Позвольте я вам помогу, — подошёл Матвей Яковлевич. — Я так понимаю, сознание вы теряли? — осторожно помог высвободить из рукава левую руку.

— Честно сказать, не помню. По всей видимости, да.

— Так точно-с, теряли, — почтительно встрял городовой. — Лежал совершенно без чувств весь в крови. Я как учили, первым делом пульс пощупал. Пусто. И тут я уж грешным делом подумал, — взволновано покрутил ус, — да-с…

— Такое бывает, — рассеяно кивнул Матвей Яковлевич, помогая снять рубашку. — Должно быть пульс был нитевидный, потому сразу и не прощупать…. И сколько вы говорите, он так лежал?

— Да минут пять, не боле. Пока я этих олухов опрашивал.

— Пять это хорошо, — доктор вытащил из ящика стола крохотный никелированный молоточек. — Что ж, Дмитрий Михайлович, присаживайтесь. Для начала посмотрим ваши рефлексы…

Макс невольно усмехнулся, когда нога рефлекторно дёрнулась в ответ на лёгкое постукивание по коленке. Точно так же когда-то в далёких шестидесятых старина Билли проходил проверку на профпригодность среди сотен таких же новобранцев в невзрачных чёрных безразмерных трусах. Оказался здоров как бык. По крайней мере, так и сказал врач.

— Хм. Странно. Что именно показалось вам забавным? — заинтересовался Матвей Яковлевич.

— Нет-нет, ничего. Просто подумалось, неужели найдётся человек, у которого нога не дёрнется.

— Ах, вот оно что, — усмехнулся доктор. — Да, как ни странно, такое редко, но случается. Но это уже чистая неврология…. Так, Дмитрий Михайлович, с пателлярным рефлексом у вас полный порядок, — деловито выудил стетоскоп из кармана. — Теперь давайте я вас немного послушаю, — прислонился к груди. — Дышите…. Не дышите…. Дышите…. Не дышите…

Напоследок осмотрев глазное дно, вынес вердикт.

— Что ж, как это не печально, но некоторые признаки сотрясения мозга всё же у нас имеются. Придётся понаблюдать вас пару-тройку дней в стационаре.

— Печально, — вздохнул Макс. — Значит ещё и билет на пароход придётся сдавать.

— Да что вы, Дмитрий Михайлович! — запротестовал городовой. — Разве ж так можно? Здоровье важнее. Тем более, пароход на Константинополь отходит каждое воскресенье. Впрочем, если это вас так тревожит, позвольте я улажу и этот вопрос.

— Филимон Архипович, я вам так благодарен…

— Полноте вам, Дмитрий Михайлович, — польщёно улыбнулся городовой. — Отдыхайте, набирайтесь сил. Засим позвольте откланяться… Матвей Яковлевич…

Лихо откозыряв, ободряюще улыбнулся и аккуратно прикрыл за собой дверь.

— Всё-таки редкой души человек, — невольно выдохнул вслед Макс. — Как отец родной. И не скажешь, что городовой.

Последнее время стражи порядка как-то особенно не жаловали вниманием. Точнее жаловали, но несколько в другом смысле. И как тогда только селезёнка не лопнула. Садисты. Лупили, как по манекену, невзирая ни на какие заслуги перед родиной.

— Да, предобрейший, — согласился Матвей Яковлевич. — Тут у нас совсем недавно трагический случай был. Барышню молоденькую лошадью стоптали. Умерла у него на руках. Так вот, он потом три дня сам не свой был. Чёрный как туча. Думал, сердечный приступ хватит, ан нет, сдюжил. Конечно грешно такое говорить, но при нашей работе нельзя так всё близко к сердцу принимать. Так и самому на тот свет отправиться недолго, прости меня господи…