Проводник
Шрифт:
— Иногда, настолько легко забыть.
— Почему ты думаешь, что я всегда любил ее? — Я смотрел на взлет и падение грудной клетки Эммы под одеялом, чувствуя, как мою грудь наполняет тепло. — Она не позволяет мне забыть.
Когда Аная ничего не ответила, я толкнул ее в плечо.
— Спасибо за то, что не оставила ее.
Она разгладила руками свое платье.
— Это самое малое, что я могла сделать. Она не заслуживает того, чтобы пройти через что-то подобное.
Вина горела в моей груди. Нет. Нет, она абсолютно не заслуживала ничего из этого.
— Кроме того, — продолжила она, кивая на беззвучный телевизор, мерцающий в углу комнаты. —
— У тебя даже звук не включен.
Она рассмеялась.
— Это единственная вещь, которая сделала его терпимым.
Я заметил, что коса Анаи пульсирует светом на боку.
— Я уже здесь, если тебе нужно идти.
Она посмотрела на Эмму, и мягкая улыбка появилась на ее губах.
— Я знаю, что ты делаешь. Независимо от того, что ты думаешь, Финн, ей повезло, что ты у нее есть.
Ее руки опустились на мои плечо, и через секунду она исчезла, оставив меня наедине со звуком гудящих машин и рваным дыханием Эммы.
Я опустился на стул рядом с кроватью и уперся локтями в колени, приняв решение смотреть на кардиомонитор вместо Эммы. Она была слишком черной и синей. Слишком изломанной, чтобы смотреть на нее дольше, чем пару секунд. Было трудно справляться с чем-то настолько ужасающим, когда я знал, что я был тем, кто вызвал все это… я был причиной всего этого. Склонившись над кроватью, я поцеловал ее в макушку. Это не был реальный поцелуй, не такой, какая я хотел дать ей, но это было все, что я мог сделать.
Я поднялся и подошел к окну, чтобы не дать себе сделать что-то глупое. Луна пылала между скелетных верхушек деревьев, отбрасывая паутину теней через сверкающую белую автостоянку. Звезды мигали. Жгли. Жестоко упрекали меня воспоминаниями о Межграничье.
Если я не смог защитить ее от этого, я был бесполезен для нее.
Позади меня открылась дверь, и медсестра вошла в комнату. Она убрала волосы Эммы с лица, потом проверила ее наиболее важные показатели, делая свою работу быстро и эффективно, так же, как и я, как ожидалось, делал мою работу в течение прошлых семи десятилетий. Различие между нами? Она сохраняла жизни. Я заканчивал их. После того, как она ушла, мой взгляд вернулся к Эмме. Она застонала в своем сне и повернула голову так, чтобы опухшая линия стежков, которая шла по всей длине ее тонкой шеи, стала видна. Столько вещей горело во мне. Гнев. Вина. Боль. Я сжал кулак и слушал обнадеживающий звуковой сигнал кардиомонитора, позволяющий ритму жизни, текущему по ее венам, успокаивать меня.
У меня не заняло много времени прервать мои мысли. Холод вполз через мои внутренности, потрескивая в моем черепе. Мои пальцы сжались вокруг косы, и она пульсировала под моей ладонью. Пытаясь бороться с этим, я сосредоточился на стене, не желая оставлять ее. Не сейчас. Не после того, что только что произошло.
— Финн? — пробормотала Эмма, ее веки распахнулись.
Слава Богу. Я двинулся вперед, но коса остановила меня в нескольких шагах, прежде чем я смог добраться до нее.
— Я здесь, — прошептал я, надеясь, что она могла меня услышать. — Я прямо здесь.
Эмма застонала и вернулась ко сну. Я бросил один последний единственный взгляд на нее, на то, что я сделал и отпустил.
Глава 28
Эмма
Я выпрямилась на кровати. Мой желудок чувствовался пустым, больным. Я не могла избавиться от ощущения падения. Крича до тех, пока я не могла дышать. Губы Финна, его голос в моих волосах. Я схватилась за бортики кровати. Финн. Я вспомнила Финна. Я помнила, где я была, кем я была… что он сделал. О, Боже, что он сделал? Я должна была записать это. Я должна была вытащить это из меня, прежде чем забуду.
Я поползла к тумбочке рядом со своей кроватью и резко распахнула ящик. Марля, санитария салфетки… откуда это все? Мой дневник… мой дневник. Я отчаянно озиралась. Я была в больнице, не в своей спальне. Моего дневника здесь не было. Мои пальцы искали блокнот, ноя от необходимости сохранить эти воспоминания, прежде чем правду снова отнимут у меня.
— Мне нужна бумага! — прокричала я, отчаянно дергая ящик.
— Эмма! — Мама влетела в комнату и забрала наполовину опустошенный ящик из моих рук. — Что происходит?
Я плюхнулась на кровать, и один из швов на ноге разошелся. Я вскрикнула, одной рукой хватаясь за ногу, другой — за тумбочку.
— О Боже! — Мама схватила меня и помогла мне вернуться обратно на кровать. — Что ты делаешь?
Я рухнула на подушки. Оно уже исчезало. Я не могла удержать его.
— Мне нужно что-то, чтобы писать. Что угодно, — прорыдала я. — Пожалуйста, мама.
Она просмотрела на меня, прикусила губу и кивнула. Я ждала, в то время как она поспешила через комнату к ее сумочке и вернулась с небольшим блокнотом и ручкой. Я вытащила остатки от сна из моего ума, проклиная пустые места, где воспоминания уже исчезли. Со мной было что-то не так, но я не могла вспомнить что. Я перескочила через ту часть и сосредоточилась на том, что я знала. Финн был жнецом, и Мэв хотела, чтобы я умерла, потому что он украл ее шанс на жизнь и отдал его мне. И он солгал мне об этом. Обо всем этом. Мое сердце чувствовалось таким, будто его разбили, а потом сшили воедино. Я доверяла ему. Я была влюблена в него. И он просто скрыл это от меня? Моя жизнь была ложью. Она даже толком не принадлежала мне. Я надавила ручкой настолько сильно, что порвала бумагу, когда мама терпеливо ждала, поглаживая мою здоровую ногу. Я остановилась, когда почувствовала, что она тянет бинты вокруг моей голени.
— Нужно сменить повязку, — сказала она спокойно. Ярко-красное пятно крови проявилось, пока я писала, пропитывая марлю. — Надеюсь, что то, что тебе нужно было записать, того стоило.
Я посмотрела вниз на слова. Полуразрушенные воспоминания. Правда.
— Оно того стоило.
Она поморщилась и нажала кнопку вызова около моей кровати. Медсестра в бледно-розовой одежде ворвалась и качала головой, когда она обрабатывала мою рану, затем перебинтовывала ее. Мама наклонилась и коснулась другой раны на моей шее.
— Болит?
Я вздрогнула от прикосновения.
— Все в порядке. — Это было не так, но я не хотела сваливать на нее это. Было больнее, чем я думала. В данный момент все болело.
Мама кивнула и убрала выбивающуюся нитку на жестком одеяле, закрывающем мою вторую ногу.
— Тебе снился папа?
— Да, — солгала я, прижимая блокнот к груди.
— Это хорошо, — сказала она. — Хорошо, что ты помнишь.
Мама была королевой по избегаю прошлого, поняла я. Она заполняла свои дни ерундовыми встречами и ерундовыми людьми до тех пор, пока не осталось места ни для кого-либо и ни для чего-либо реального. После всего, через что я прошла, я не винила ее. Это должно было быть легче, чем сталкиваться с болью. В тот момент я отдала бы что угодно, чтобы мне не нужно было сталкиваться с болью, которую вызвал Финн и его ложь.