Проводник
Шрифт:
Но мне оказалось по силам подавить эту ненависть. Было не то место и не то время.
Жатва… Теперь, в свете произошедшего, передо мной предстала общая картина.
Предтечи находились далеко — в нашей Галактике или другой, в этом пространственно-временном континууме или за гранью иной Вселенной, — но они приблизились уже достаточно, чтобы оказывать какое-то непонятное воздействие. Нужно было лишь правильно направлять их поля.
Их распределение было выстроено сетью, пирамидой. Верхняя ее часть скрывалась в темноте — то, с чем я столкнулся, начиналось не с самой верхушки.
Он находился в среднем звене — проводил ритуалы, которые перенаправляли поля с него на следующих исполнителей. Те становились нижним звеном, пешками, выполнявшими функции, схожие с действиями корректировщиков артиллерийского огня. Предтечи следили за «координатами», которые те указывали им прикосновением, — и направляли свои поля на обычных людей.
Отсутствовал только последний кусочек мозаики. Какие последствия это несло людям? По увиденному ясно было одно — ничего хорошего.
Выяснить это было уже другим делом, упирающимся во время, которое потребуется Наблюдателям. А сейчас я стал единственным обладателем информации о глобальной затее Культа. Эти сведения нужно было как можно быстрее донести до Ордена. Мне следовало немедленно сворачивать наблюдение, уходить, созваниваться с Магистром, а затем дублировать устное донесение отчетом формы «Девятьсот», предусмотренной для сверхважной информации. Такие действия диктовал Сто Тридцатый параграф Устава.
Но я не мог ему подчиниться.
Я знал, что происходит в конце каждого выступления «Призрачного Сияния». Таня обязательно спустится к зрителям, принимая цветы, пожимая руки и раздавая автографы… И тогда до нее дотянутся грязные пальцы одного из этих мерзавцев, целой стаей шныряющих по толпе.
Приняв решение, я двинулся к турникетам, ограждавшим сцену. Они качались под неистовым напором фанатов. Расталкивая зрителей, я приблизился к музыкантам — так близко, насколько это удалось.
Сейчас я был слабее, чем обычно. Кровавое безумие этого дня оставило от меня лишь крохи. Я слишком много следил, бегал и стрелял — и был высушен досуха физически. Я истратил почти всю свою ментальную энергию на взлом защиты Беса и Регины, сканирование их памяти, копание в голове Маровски, бесконечное усиление восприятия, чтение мыслей и аур… Сейчас мне требовались все мои способности — и я не знал, хватит ли их.
Остановившись, я расслабился и закрыл глаза. Я принялся стягивать мысли в тугой клубок. Минуты тянулись. Я вспоминал все моменты, когда моя сила торжествовала, когда разлеталась осколками ментальная защита врагов, когда они извивались под моим взглядом, выжигающим связи между синапсами. Я оживлял в памяти все то гнилое зло, свидетелем которого мне пришлось стать — и черпал в этих картинах силу.
Ненависть.
Она позволила напрячься — как метателю ядра, застывшему в последний момент, когда рука с тяжким спортивным снарядом отведена назад. Оставалось выложить себя в рывке, чтобы устремить его к цели.
Я открыл глаза и нанес удар.
Он предназначался Маркусу, тому самому добродушному ударнику, который забирал нас с Таней с кладбища. Разгром — таков
Он вздрогнул, словно ужаленный. Его руки выронили барабанные палочки и охватили голову. Ритм прервался. Таня осеклась. Гитаристы остановились и изумленно заозирались.
Корчась и скрипя зубами, словно через него пропускали электрический ток, Маркус упал на сцену. Тело его сотрясали судороги, кровавая пена пузырилась на губах… Таня и остальные музыканты кинулись к нему на помощь. Из-за кулис выскочили техники.
По залу пронеслись недоуменные крики.
Я слушал их, уже пробираясь к выходу. Мой ментальный удар был болезненным, но не фатальным. Нервные связи Маркуса пострадали, но не были выжжены безнадежно.
Он придет в себя лишь завтра и несколько дней проведет в больничной постели. Приемлемая цена — поскольку другого способа сорвать выступление не было.
Теперь следовало убираться.
Я успел преодолеть половину расстояния до выхода, когда ощутил ментальное прикосновение.
По толпе шарили телепатические щупальца. Те, кто их испускал, догадались, что произошло, и теперь искали человека с ментальной защитой. Но чтобы меня найти, требовалось меня увидеть — а я пробирался к выходу, пригнувшись, скрытый в массе зрителей. Они лишь открыли мне свое присутствие и местоположение — в VIP-ложах… Сегодня тут присутствовал не только Дракон с его сворой, но и другие шайки послушников, привлеченные таким скоплением людей. Было немудрено, что приехали и высокопоставленные лица — присмотреть за ходом Жатвы.
Я покинул зал прежде, чем они успели перекрыть выход. Выйдя из концертного комплекса, я быстрым шагом направился к стоянке. Через минуту я уже оказался за рулем, с оружием под рукой, надежно скрытый тонированными стеклами.
Я набрал де Круа. Мне пришлось прождать девять долгих гудков, прежде чем Магистр ответил.
— Рауль, все позже, — задыхаясь, проговорил он. — Мы чертовски заняты. Всю информацию — отчетом, я просмотрю ее так скоро, как только удастся… — Его слова прервались очередью. — Проклятье, еще один! Капитан, прикончите эту тварь!
Он прервал связь.
Отчет формы «Девятьсот»… Открыв шифровальную программу, я принялся его составлять, не забывая поглядывать на выход из «Экспо». Я не разливался мыслью по древу, набросав только общую суть, достаточную для понимания смысла Жатвы. И затем переслал файл — де Круа, Фабиану, Лилит и Тактическому Диспетчеру.
Орден гарантированно получил информацию. Но я не спешил уезжать. Сто Тридцатый параграф Устава Паладина был выполнен — и теперь наступал черед параграфа Второго.
«Некоторые из культистов служат Предтечам потому, что не в силах противостоять жажде власти, — говорилось в нем. — Другие, отличные от них, желают всего лишь сверхъестественных способностей. Третьи — тянутся к наслаждениям, которые могут дать деньги. Четвертые — мечтают о вечной молодости. Пятые — кровожадные маньяки. Шестые — сотрудничают со всеми ими, попросту не веря в грядущие ужасы и выжимая все возможные блага из одного дня. Все они признаны врагами человечества и подлежат беспощадному уничтожению».