Провожая лето
Шрифт:
– Не-а, маме, – ответил он с добродушной простоватой улыбкой. – Забыла, что ли? Шлюхам цветы не дарят.
Девушка перестала улыбаться и взглянула на него неожиданно обиженно.
– Я – не шлюха.
– Нет, дорогая. Ты не была бы ею, если бы сначала поставила точку в наших отношениях. А так… обычная блядь, даже без звёздочки.
И не дожидаясь оправданий, уже начинающих формироваться на кончике её языка, Тимур быстро спустился, судорожно стискивая в руках вонючие гортензии. Мать их ненавидела, она вообще с цветами держала дистанцию. Но откуда это было знать Катюше, с которой они
Котов швырнул многострадальный букет на пассажирское сидение и поспешил убраться. Проблема была в том, что Тимур внезапно понял, что не знает, куда себя деть. Впервые за долгое время он не был занят по горло работой, не должен был везти куда-то свою девушку или помогать с чем-то родителям. Он не хотел сейчас видеться с кем-то из коллег, не мог ехать домой и не знал, кому из друзей можно позвонить. Чувство растерянности овладело им, пока колёса уверенно катили его в непонятное будущее.
Посетила мысль, что может и правда отправиться одному в Тай или Париж. Но он тут же отбросил её. Тимур не был интровертом по натуре, ему нравилось быть в обществе, были в удовольствие шумные компании. Но что было делать с внезапно образовавшейся свободой? Он будто птенец, который вылетел из гнезда и теперь без понятия, куда направиться дальше. От нервов затошнило.
Из динамика послышался звонок мобильного. Тимур хотел сбросить, но вовремя глянул на экран.
– Да, ба, – отозвался он настолько жизнерадостно, насколько мог.
– Тима, родной, как ты? – раздался взволнованный голос Клементины Павловны.
– Да нормально, что-то случилось?
– Отец твой звонил, – раздосадовано отозвалась бабушка. – Кричал, что ты себе жизнь рушишь и с катушек слетел. Я, признаться, ничего не поняла, Аркаша был такой взвинченный.
– Ба, ты же его знаешь, папа – любитель раздуть из мухи слона. Я всего лишь ушёл с работы, на которой меня изводил истеричный начальник.
– Боже мой, я уж думала, ты во что-то запрещённое вляпался или квартиру в казино проиграл, – облегчённо вздохнули за много километров от Питера.
– Ну, с его точки зрения, я сделал что-то равноценное, – невольно улыбнулся Тимур, и его накрыла волна усталости. День выдался слишком бурным на эмоции и события. Котов нечеловечески устал держать лицо.
– Знаешь, никогда не подозревала, что после сорока он станет таким паникёром, – раздалось задумчивое, и Тимур вздрогнул, на мгновение забыв о незавершённом разговоре. – Уволился, значит?
– Да, ба. Держался сколько мог. Ты же знаешь, как он бредил этим местом. Сам не смог, зато меня впихнул. Только мне ни тогда, ни сейчас это не надо. Но кому какое дело?
– Ну ладно-ладно, не пыли, ты-то чего разошёлся? – быстро осадила его бабушка.
– Прости, я очень устал, – выдохнул Тимур, сворачивая в узкий проулок, ведущий к дому.
– Приезжай к нам, отдохнёшь. Я знаю, что тебе эта сельская жизнь не по вкусу, но хоть на недельку. Когда ещё стариков повидать сможешь? На похоронах?
– Ты что говоришь-то такое?!
– Да ладно, чай не пятнадцать нам с дедом. Он тоже скучает. Твой отец к нам два раза в год на день заскакивает, и то рады. Ты сейчас на новую каторгу устроишься, и мы тебя ещё десять лет ждать будем.
–
– А то сколько ты у нас не был, лет пять или уже семь? – на автомате продолжала бабушка привычные уговоры, сама не веря, что внук может согласиться, – А тут хоть отдохнул бы от своего мегаполиса.
– Ба, ты меня вообще не слышишь? – усмехнулся Тимур, выходя из машины, прикладывая аппарат к уху.
– Да слышу, слышу. А что ты сказал?
– Пеки свой пирог, я выезжаю.
Глава 2. Странный рыжий и тёплые объятия
Тимур трясся в старом Советских времён автобусе, имевшим характерный запах и скрип. Голова раскалывалась, а всё тело затекло. Позади он оставил быстрые сборы, под причитание матери и грозное сопение отца, двухчасовой перелёт, до Архангельска и пятичасовое ожидание автобуса, который ходил в небольшой посёлок на берегу Кенозера раз в два дня.
Колымагу всё время трясло на ухабах и кочках. Никакого кондиционера, разумеется, здесь предусмотрено не было. Жара стояла такая, что даже насекомые, наконец, заткнулись и перестали издавать эту бесконечную какофонию звуков, оставив лишь бледную тень утреннего хора. Августовский зной раскалил крышу древней колымаги, превращая её в подобие походной печки. Половину сидений занимали воодушевлённые туристы-дикари, приехавшие полюбоваться на местные красоты и старые храмы в отрыве от экскурсионных толп и комфортного современного транспорта. Их сопровождали тяжёлые рюкзаки, фотоаппараты и бутыли с водой. Дамы, томно обмахиваясь шляпками, беспрерывно крутили шеями, боясь что-то упустить.
Тимур облокотился на рюкзак и прислонился к окну, постукиваясь виском о раскалённое стекло. Парень вяло наблюдал за густыми зарослями, перемежавшимися небольшими болотами. Чем дальше они отъезжали от основного зеркала, тем гуще становились леса. Домики иногда выныривали из-за стволов щербатыми старыми боками. Проезжали редкие автомобили. Людей на дорогах практически не было, если не считать пары местных, идущих до центра в Вершинино.
Где-то на очередном повороте водитель неожиданно притормозил и в раскалённое пространство автобуса вторгся невероятно бодрый, без единого намёка на потные капли паренёк. Он был щуплый и невысокий, с небрежными огненно-рыжими завитками волос и лёгкой россыпью веснушек. Новый пассажир окинул задорным взглядом всех, кто погибал от зноя на липких истёршихся сиденьях. Паренёк улыбнулся широко и приветливо, наклонился к водителю и что-то шепнул ему на ухо. Тот тихо рассмеялся, закрыл двери и тронул развалюху дальше колесить по ухабистой дороге туристической звёздочки Русского севера.
Рыжий быстро и очень расхлябано прокатился по проходу и упал рядом с Тимуром, откинул голову на спинку. Острая кость кадыка распорола раскалённый воздух. Котов невольно фыркнул.
– Ну и пекло тут, – пробормотал парень, явно обращаясь не только к своему внутреннему ощущению.
Котов, однако, решил проигнорировать эту странную попытку заговорить и продолжал пялиться в окно, где ничего не менялось.
– Для туриста у вас слишком маленький рюкзак, – заметил паренёк, кивая на жёсткую подушку.