Провожая Люцеру в рай

Чарков Дмитрий

Меню само по себе ей мало что говорило: обычный набор салатов, закусок, горячего и напитков, всё с замороченными названиями и поднебесными ценами: фастфуд отдыхал. Она исподтишка бросила на Артёма взгляд, чтобы убедиться еще раз, что циферки напротив блюд не вызывали у него изумления.

Циферки не вызывали изумления у Артёма. Он просматривал меню, наслаждаясь свободой выбора, которую ему предоставляли аккуратно сложенные во внутреннем кармане пиджака купюры. Он прекрасно видел замешательство Алеси, и это его забавляло.

– Цветик-семицветик, а не угодно ли

вам попробовать красного бургундского, урожая, скажем, девяносто третьего года? – шутливо осведомился он у своей дамы.

– С ума сошел? – прошипела в ответ Алеся, не отрывая глаз от винной карты. – Прошлогодний Мерло как раз под цвет лака моих ногтей, так что давай проверенное.

Артём рассмеялся:

– Цветик, ну, никакой романтики! Кстати, наверху в гостинице нас ждёт уютный номерок с гидромассажным мини-бассейном и холодным шампанским.

Подоспел официант, и Артём начал диктовать заказ, избавив её от необходимости вникать во все тонкости кулинарии местной кухни: в её понимании, всё было везде одно и тоже, только называлось по-разному. «Интересно, это была шутка насчет номера в «Паласе»?», – подумала она. Впрочем, своих родителей Алеся благоразумно предупредила о своём возможном переезде к Артёму, оставив им записку на кухонном столе.

Они неторопливо беседовали в ожидании заказа, вспоминая те или иные эпизоды их совместной жизни, интуитивно избегая темы последней «тусни», после которой они не виделись неделю. У них уже имелась их маленькая история – история их отношений. Было уютно и легко, и когда в зал вошла Вероника в сопровождении моложавого подтянутого кавалера, Алеся вдруг почувствовала такой прилив любви ко всему окружающему миру, что ей захотелось подскочить, подбежать к Вероничке и расцеловать её просто так, только за то, что та оказалась именно здесь и именно сейчас.

Вошедшая девушка была одета с изысканностью и простотой, которой Алеся иногда втайне завидовала. Утонченный вкус, как правило, в прямой пропорции соответствовал выстраданным у модельеров, стилистов и парикмахеров часам консультаций, проб и, разумеется, ощутимым материальным издержкам. Её спутник казался приятным и благодушным человеком. На его безымянном пальце левой руки бриллиантовым шармом поблескивал перстень, который бросался в глаза, когда мужчина сдержанно жестикулировал, что-то рассказывая со спокойной и самоуверенной улыбкой.

Алеся не заметила, как глаза Артёма на мгновение затянула пелена холодного отчуждения.

5

– Что празднуем? – был первый вопрос Вероники, когда она, увидев Артёма с Алесей, подпорхнула к их столику, слегка удивленная.

Следом подошел и её спутник, и она тут же их и представила:

– Борис, это мои коллеги по работе, Алеся и Артём. Коллеги, это мой… хороший друг – Борис.

Артём привстал, и мужчины молча обменялись традиционным рукопожатием.

– Вероничка, мы и не ожидали… – начала приветливо Алеся.

– Да не вопрос: вы не ожидали, а мы тут как тут. И тоже, кстати, не ожидали. Между прочим, вы завладели

нашим любимым местом! Но там, у колонны, есть еще один чудесный уголок для двоих, да, дорогой? Увидимся! – она послала Алесе воздушный поцелуй, и парочка проследовала дальше по залу.

– Она после работы совсем другая, – немного растерянно и смущенно произнесла Алеся.

– Мы тоже, – возразил Артём.

– А, ну, да!

– Люди привыкли отдыхать после работы. Это мы с тобой грузимся и грузимся чем-нибудь, а нужно просто научиться оставлять всё за какими-то… разумными пределами, иначе свихнуться недолго, – ответил Артём, провожая взглядом высокую и стройную фигуру Вероники, шедшей под руку с очевидно состоятельным кавалером. – Какие наши годы, Цветик, весь мир у наших ног, нужно только в правильное время подмять его под себя.

– Да, наверно, «уж лучше он прогнётся под нас». Только не спешит он что-то прогибаться. Вот, смотри: люди рождаются все одинаковые – две ноги, две руки, одна голова и все остальные причиндалы, но кто-то становится богатым, а кто-то одежду на помойках подбирает. Ты думаешь, это мир прогибается в разные стороны?

– Да нет, наверно. Доля удачи всегда присутствует. Это, скорее, судьба индивида, как у Ницше: «Каждому своё».

– А у Матфея, между прочим, «Кесарю – кесарево, а Богу – Божье».

– Ну, то же самое, только в профиль – кто у кого стырил идею? Матвей твой тоже из мыслителей?

– Это тот Матфей, что учеником Христовым был.

– А-а, вон оно что… Так кесарю, выходит, живот резали? – попытался пошутить Артём. – Откуда термин про сечение появился?

– Это не тот кесарь, балда! И библейское выражение означает «не каждому своё», а «почитайте Господа превыше денег и благ земных», потому как портрет кесаря в те времена был изображен на всех чеканных монетах, на него и молились неучи. Поэтому то, что причиталось кесарю в казну – пусть забирает, а что по духовной части – это уже, образно выражаясь, в зоне интересов Создателя. Так что профили разные, как ни посмотри.

– А-а, дескать, верьте и вам отсчитают в твердой валюте! – не унимался Артём. – Сколько мои прадеды ни верили, а олигархов в моем генеалогическом дереве не прибавлялось. Пока сам за дело не возьмёшься, ни хрена оттуда, – он указал пальцем вверх, – не получишь. Вот и выходит, что прогибать нужно самому, иначе затопчут тебя.

Алеся попыталась перевести всё в шутку:

– Что-то я раньше не замечала в тебе такого настроя… потоптать кого-нибудь. И многих ты сегодня подмял, чтобы мы так шикарно поужинали? – прищурилась она.

– Вот как раз сегодня и был подарок судьбы, – ему вдруг перестал нравиться тон, который принимал их разговор. – Где холодное? – обернулся Артём в поисках официанта.

– Не заводись, – она коснулась через стол его руки, мягко погладив, – я же вижу, что ты сегодня устал – как грузчик с сортировочной, только… пахнешь приятнее. О, это новый аромат. Чей?

– «Живанши», – машинально ответил он.

Было приятно, однако, что она заметила запах его новой туалетной воды. И сказала об этом.