Пройдённый путь (Книга 1)
Шрифт:
– А мы не возьмем с собой ни орудий, ни пулеметных тачанок, ни обоза... - сказал я.
Еще больше зашумели командиры.
– Как же наступать на подготовленную оборону противника без пулеметчиков и артиллеристов?
– А мы пулеметчиков и артиллеристов возьмем, - успокоил я товарищей. Посадим их верхом на лошадей, а стрелять они будут из орудий и пулеметов, которые мы захватим у противника.
Мой спокойный, уверенный тон подействовал - все замолкли. Ока Иванович с обычной своей невозмутимостью сказал:
– Правильно. Устроим белым небольшую панику, и ихние пушки будут наши.
Рано утром 17 февраля дивизия под прикрытием тумана перешла в наступление, оставив свою артиллерию и пулеметы в Карповке
Белогвардейцы, как я и рассчитывал, не ожидали нашего наступления. Их сторожевое охранение, расположенное в хуторе Ново-Петровском, подпустило к себе наши передовые части почти вплотную и, когда вдруг увидело их, в панике бросилось бежать в Ляпичев.
С подходом главных сил дивизии к Ляпичеву выдвинутые белыми два конных полка пытались развернуться для боя, но стремительной атакой дивизия смяла их и обратила в бегство. Белогвардейцы кинулись в один из проходов в проволочном заграждении и наши части на плечах противника ворвались в его оборону.
События развертывались с поразительной быстротой. В первые же минуты боя в наших руках оказались артиллерийская батарея и несколько станковых пулеметов противника. Артиллеристы и пулеметчики немедленно использовали захваченное оружие. Белогвардейцы как угорелые выскакивали из домов и метались по улицам, стараясь найти выход из своей круговой обороны, ставшей теперь для них ловушкой.
В самом начале боя были захвачены и два бронепоезда белых. Подъезжаю к одному из них и вижу: белые солдаты летят из бронированных кабин так, будто бы кто-то их выбрасывает оттуда.
– А ну-ка посмотри, в чем дело, - сказал я своему ординарцу.
Не успел ординарец спрыгнуть с коня, как из люка бронепоезда показался Тарасенко - человек здоровенного телосложения, занимавший должность помощника командира полка по снабжению.
– Что же ты, брат, здесь делаешь? - спрашиваю его.
Он спрыгнул с бронепоезда, отряхнулся, как будто бы бросал мешки с мукой, и ответил:
– Так что трофеев-то по моей части не было, вот я и решил разгрузить цю машину...
Подъехали наши артиллеристы, я приказал им заняться артиллерией бронепоезда, а сам поскакал дальше и вдруг увидел мчавшегося по направлению к Дону всадника на хорошем сером коне. Всадник прижимался к шее коня, мундир его был расстегнут, волосы растрепаны.
– Генерал, генерал! - закричали пленные солдаты, стоявшие у бронепоезда.
Это был генерал Толкушкин. Я помчался за ним. Между мной и Толкушкиным было метров пятьдесят - шестьдесят. Я взвел курок револьвера, но стрелять воздерживался: боялся, что убью лошадь - уж очень она мне понравилась. Толкушкин мчался прямо на сплошную стену высокого кустарника, забитого почерневшим снегом. Его конь оторвался от земли и птицей перелетел через кусты. Я прыгнул следом за генералом, но не совсем удачно. Моя лошадь после прыжка споткнулась и чуть было не упала. Эта небольшая заминка дала возможность Толкушкину несколько оторваться от меня. Он подскакал к Дону, бросил лошадь и побежал по льду к противоположному берегу. Я подъехал к реке и с коня стал стрелять по убегавшему генералу. Огонь открыли также и догнавшие меня бойцы. Добежав до противоположного берега, генерал упал и пополз в кусты. Был ли он ранен или просто упал, спасаясь от пуль, - трудно сказать. Бойцы очень жалели, что им не удалось поймать такую крупную птицу. Я успокоил их, высказав уверенность, что во второй раз Толкушкину от нас уйти не удастся.
– Ну, а пока поймайте генеральского коня, - сказал я бойцам, - и передайте его товарищу Мирошниченко.
Мирошниченко был помощником командира полка и тоже принимал участие в погоне за генералом. Лошадь у него была плохая, и он, разумеется, обрадовался такому подарку.
Подобные картины панического бегства белых у Ляпичева следовали одна за другой. Не успели мы отъехать от берега
В течение нескольких часов корпус генерала Толкушкина был разгромлен. Дивизия взяла в плен свыше двух тысяч солдат и офицеров, захватила один бронеавтомобиль, два бронепоезда, девятнадцать орудий, из них два шестидюймовых, и сорок станковых пулеметов.
Разгром белогвардейцев в Ляпичеве имел исключительно большое значение в борьбе против Донской армии генерала Краснова. Ляпичев являлся одним из основных опорных пунктов красновских войск. Под прикрытием его донская контрреволюция рассчитывала привести в порядок свои части, потрепанные 10-й Красной армией.
После разгрома корпуса генерала Толкушкина в Ляпичеве красновские войска уже перестали представлять собой организованную силу, способную оказывать серьезное сопротивление. Противник потерял не только общее руководство своими войсками, но даже какую-либо прочную связь между отдельными частями Донской армии. Область войска Донского - лагерь контрреволюции, крупнейший источник армейских резервов белогвардейцев фактически была парализована.
V. Бои на реке Маныч
1
10-я Красная армия, несмотря на распутицу, перешла в наступление по всему фронту от Дона до Волги, имея задачей выйти на рубеж реки Маныч.
Особая кавалерийская дивизия развивала наступление вдоль Дона, очищая от белых войск левобережные станицы и хутора.
Противник особого сопротивления не оказывал и чаще всего при появлении наших головных подразделений уходил без боя, прикрываясь тыльными заставами на широком фронте.
Сведения о противнике поступали непрерывно и не только от разведки, но и от жителей хуторов и станиц, расположенных на пути движения дивизии. Обстановка в Донской области все больше благоприятствовала нашему наступлению. Беднейшие казаки почувствовали себя виновными в том, что сразу не стали на сторону советских войск и даже стыдились уже, что они казаки. Настроение железнодорожных и других рабочих, служащих и иногородних крестьян было исключительно приподнятое. Они чем могли помогали наступлению советских войск и с энтузиазмом участвовали в восстановлении местных органов Советской власти. С каждым днем увеличивался приток в Красную Армию добровольцев из рабочих, крестьян и беднейших казаков. Особенно характерным явлением для этого времени был переход на нашу сторону молодых казаков. Они переходили одиночками, группами и целыми сотнями при полном вооружении. Пришлось создать в дивизии специальную комиссию по формированию, которая отбирала из добровольцев наиболее надежных людей, учитывая их социальное положение.
Чем больше переходило на нашу сторону трудового народа Дона, тем свирепее становились казаки-старики - опора донской контрреволюции. Проклиная молодых за то, что те якобы "продали Тихий Дон и казачью честь", они поголовно, включая девяностолетних, вступали в карательные отряды инквизиторского типа. Особую злобу эти "гвардейцы" контрреволюции питали к иногородним крестьянам. Они врывались в станицы и хутора, рубили, резали, сжигали на кострах и расстреливали ни в чем не повинных людей, не щадили ни детей, ни женщин. Хутора, где жили одни иногородние, сжигались этими озверевшими людьми дотла. Частыми стали случаи, когда в бою сталкивались отцы и сыновья, братья и другие близкие родственники. Сын кричал: