Пройдённый путь (Книга 1)
Шрифт:
– Ну докладывайте, что вы натворили, - сказал Егоров.
– Да, пожалуйста, со всеми подробностями, - добавил Легран.
Я сообщил, как была потеряна связь с нашими стрелковыми частями, а затем доложил о боевых действиях за период рейда, в результате которого дивизия разгромила десять полков пехоты и тринадцать полков кавалерии противника, прошла с боями около четырехсот километров, очистив от противника фронт протяженностью в сто пятьдесят километров; частями дивизии взято в плен свыше пятнадцати тысяч солдат и офицеров, захвачено семьдесят два орудия, сто шестнадцать пулеметов "максим ", много пулеметов иностранных систем, около трех тысяч подвод
В заключение я доложил, что дивизия вышла из рейда окрепшей во всех отношениях - возросло боевое мастерство бойцов и командиров, повысилась их уверенность в нашей окончательной победе.
– Да, добре ты, батенька мой, потрепал беляков, - сказал Сомов. - А казаки говорили про вас - рваная кавалерия! - Он засмеялся: - Вот вам и рваная: побила хваленых казаков, да и как!
– Нет, подумайте, товарищи, - воскликнул Легран, - какой политический эффект! Белогвардейцы кричат о слабости Красной Армии и непобедимости своих казачьих корпусов. А на проверку вышло совсем наоборот.
Егоров, говоря о результатах рейда Особой кавалерийской дивизии, подчеркнул, что этот рейд должен быть началом большого дела.
– Мы обязаны воспользоваться успехом кавдивизии, чтобы перейти в общее наступление по всему фронту, - заявил он и стал рассказывать мне о положении на фронте под Царицыном к моменту выхода нашей дивизии к Котлубани.
– Прямо скажу, - говорил он, - положение было критическим. Резервы вышли. Последние двести человек послал в тридцать восьмую стрелковую дивизию, на участок которой белые особо нажимали. Кавалерийская группа Городовикова на южном участке после тяжелых боев фактически перестала существовать. Тяжелое положение было и на центральном участке обороны армии. После того как два полка тридцать девятой стрелковой дивизии полностью попали в плен к белым, оборона тут держалась в основном бронепоездами... В общем вовремя вы подоспели. Трудно сказать, устоял бы Царицын или нет, окажись вы у Гумрака на сутки позже.
Впоследствии, оценивая этот рейд Особой кавалерийской дивизии под Царицыном, А. И. Егоров писал:
"Февраль месяц 1919 года. Наша линия обороны под Царицыном имела в радиусе в среднем не более 10 километров. Внутри этого кольца обороны был зажат героический Царицын. Это кольцо обороны было разорвано только благодаря доблестным действиям славной конницы Буденного... Результатом действий его конницы явился полный разгром противника перед фронтом всего северного участка и центра 10-й армии... Результатом этого рейда нашей конницы явилась полная возможность начать общее наступление. Это было предпринято на следующий же день.
...Наша армия, окрыленная боевыми успехами конницы Буденного, с повышенным настроением рванулась вперед, преследуя отступавшего противника на Маныч"{7}.
Таким образом, задача, выполненная кавдивизией в рейде, вышла за рамки задачи оперативно-тактического характера. Результаты рейда имели стратегическое значение. Это было начало разгрома армии Краснова.
Советская республика высоко оценила боевые успехи Особой кавалерийской дивизии, наградив ее Почетным революционным знаменем. Ряд бойцов и командиров, в числе их Булаткин и я, получили ордена Красного Знамени. Многие были награждены боевыми подарками.
5
Заседание Реввоенсовета закончилось поздно вечером. Нужно было торопиться с возвращением в дивизию, так как на завтра, 12 февраля, командующий армией поставил нам новую боевую
Решив отправиться в Котлубань бронепоездом, я обратился к командующему армией за разрешением отбыть в дивизию.
– Да, пожалуйста, - сказал Егоров. - Только поезжай не бронепоездом, а на машине Реввоенсовета. Ты заслужил, - добавил он шутливо, - ездить не общественным, а персональным транспортом.
– Ночь на дворе, да и вообще по ряду соображений я все-таки предпочитаю бронепоезд, - ответил я Егорову.
– Нет, нет, Семен Михайлович, отправляйся машиной, - стоял на своем командующий.
Не верил я автотранспорту, которым мы тогда располагали, и поэтому с большой неохотой сел в машину, поданную к подъезду здания, занимаемого Реввоенсоветом армии.
Машина была английского производства, изрядно потрепанная, похожая на помятый, ржавый железный сундук. Шофер долго крутил заводную ручку, мотор пыхтел, чихал, но работать отказывался. Наконец мотор завелся, шофер, тяжело дыша, ввалился в кабину, и машина со скрежетом и заунывным воем двинулась.
Когда мы выехали из Царицына, повалил густой снег. Машину бросало на ухабах, и она так скрипела и стонала, что казалось вот-вот развалится. Влажный снег залеплял стекла кабины, и шофер то и дело останавливался, чтобы очистить их. Фары не могли осветить и десятка метров дороги. Перед нами стояла плотная пелена густого снега. Шофер поминутно сбивался с дороги, машина буксовала, попадая в ямы и мелкие воронки от снарядов. Где-то около Городище мы ввалились в стрелковый окоп, и на этом мое путешествие на персональном транспорте закончилось, так как наши попытки вытащить машину из окопа при помощи бревна не увенчались успехом. Опасаясь опоздать к началу наступления дивизии, я послал шофера в Городище, а сам вышел к железной дороге и зашагал в Котлубань по шпалам.
Первые три - четыре километра я прошел сравнительно легко, а потом почувствовал, что железнодорожное полотно вовсе не приспособлено для хождения по нему - шпалы лежали на разном расстоянии одна от другой, и приходилось идти то по-гусиному, то прыгать по-козлиному. Так я передвигался к Котлубани всю ночь.
В ложбинах и выемках, особенно под железнодорожными мостами, могли прятаться от непогоды мелкие группы разгромленных накануне белогвардейцев или же дезертиры. Поэтому я вытащил из кобуры револьвер и держал его наготове. Но все обошлось благополучно. В 7.30 утра уже возле станции Котлубань меня остановил полевой караул нашей дивизии. Начальник караула подал мне лошадь, и через полчаса я приехал в штаб дивизии.
К утру снегопад прекратился. Небо расчистилось от облаков. Поднялось яркое, совсем весеннее, необычно теплое для февраля солнце. Под его лучами буквально на глазах снег превращался в потоки воды, и она заполняла собою ложбины и овраги, окопы и канавы, тысячами ручейков вливалась в речки.
В 9 часов утра дивизия выступила на Карповку.
На подступах к Карповке передовые части дивизии, встретив белоказаков, развернулись и пошли в атаку. Однако противник, не приняв боя, оставил Карповку. Увидев, что он быстро отходит в направлении Бузиновки, я приказал ослабить нажим с фронта, а подразделениям, действующим на флангах дивизии, стремительным броском вперед охватить фланги противника. Белогвардейцы оказались зажатыми в полукольцо, а путь отхода им преградила разлившаяся река Карповка.