Пройдя сквозь дым
Шрифт:
Каннахан выслушал перевод и приподнялся в кресле:
– Я не являюсь «крупным землевладельцем». Возможно, ваш автомат перевода ошибся в терминологии?
– О, извините, в данном случае мы имеем дело с несовершенством словарного запаса автомата. Я использовал форму обращения «милорд» в уважительном смысле. Но все же, дайте себе труд ответить на мой вопрос!
– Тридцать пять… нет, тридцать восемь, может быть. Вы рано поседели из-за наследственности.
– Дорогой коллега, когда началась война, а это было уже давно, мне было уже не так чтобы мало. Намного больше, чем вам, к примеру. С тех пор, как вы знаете, прошли годы. Но говорю я это вовсе не для того, чтобы продемонстрировать свое старшинство, а для того, что бы вы поняли: рядом со мной вам не следует бояться природных условий, как вы вещали сегодня
– Но все-таки вы не ответили, – пораженный тем, что услышал, Каннахан все же не собирался отступать. – Вы сказали, что вы – пехотинец. Могу я услышать оправдание этой лжи?
Огоновский выпрямился в кресле, но Ланкастер осторожно приподнял затянутый в черную перчатку палец:
– Но это не ложь, дорогой генерал. В широком смысле я действительно пехотинец. Я – гренадер Десанта, тяжелая пехота… Да, я каратель, да, мне приходилось убивать людей, мне даже пришлось находиться перед судом, но если вы казните меня своим недоверием, то, поверьте, я стану искать способы оправдания…
– Не валяли б вы дурака, – мрачно комментировал Огоновский. – Посмотрите на него: вам не кажется, что вы произвели на наших друзей излишне сильное впечатление?
Уэнни стоял, вытянувшись по швам, глаза его буравили пол. Изумляясь, Виктор разглядел тонкую струйку пота, появившуюся у Каннахана на виске.
– Андрей! – палец Ланкастера скользнул по выдвинутому в ожидании хозяина тумблеру транслинга, но проскочил мимо: – За что вы столь язвительны со мной? Подскажите лучше, что теперь делать?
– Как учили, – фыркнул Огоновский, не меняя, тем не менее, позы.
– По случаю обычаев и клянясь своей семьей, – заговорил Ланкастер, выпрямляясь во весь свой рост, – я принимаю ваше… э-ээ черт возьми… да, я понимаю ваше поведение, и не имею к вам претензий.
За неимением меча Виктор выдвинул из ножен десантный тесак, показав его в ритуальном жесте Каннахану Уэнни и, махнув рукой, вернулся в кресло.
– Мы не сможем спокойно работать, – Огоновский снял с левой руки перчатку и, раздраженно помахав ею в воздухе, бросил на пол. – У всех амбиции: у вас, Виктор, у наших коллег – тоже. Может, все-таки, мы решим, что нам делать? Или амбиции победят здравый смысл?
– Но я… – Ланкастер опустил плечи, затянутые великолепной черной кожей его заказной куртки с уже вшитыми погонами ручного плетения – о таких Огоновский не смел даже мечтать. – Давно уже пора бы – но вы же сами видите…
Каннахан глубоко вздохнул, вернулся в кресло и достал приготовленные заранее снимки. Говоря по совести, ему было неуютно. Он никак, ну в коем разе не собирался оскорблять громилу Ланкастера, особенно после того, как тот назвал его «коллегой», но – раз вырвалось, следовало отвечать. Тем более потрясла его реакция генерала Конфедерации, потемневшего лицом и всерьез расстроившегося из-за его, Каннахана недоверия. Выходит, думал Каннахан, они и впрямь такие, как мы? И я действительно умудрился обидеть заслуженного преподавателя с огромным боевым стажем, знающего и умеющего куда больше, чем я? Он украдкой посматривал в лицо Ланкастера, и никак не мог отделаться от ощущения некоей фальши: да, он видел и морщинки, и стремительно-озорные глаза, в глубине которых пряталась неведомая ему мудрость, но – это ему лет семьдесят? Нет, сие казалось невероятным.
Густые, пепельно-седые волосы, взметающиеся над черной кожей плеч при каждом, столь характерном для него рывке головой. Они летают на звездолетах, они специально, ради него, сняли с линкора-носителя универсальный боевой катер, способный едва не мгновенно доставить всю их группу в любую точку Трайтеллара – и в то же время поверх этого странного, то и дело меняющего цвет комбеза на нем – плотная кожаная куртка со множеством накладных карманом и небольшими блестящими полосками, сложенными из золотого шнура на плечах. Как они их называют – «погоны»? Да, символ чина. Толстый золотой шнур в сложном плетеном узоре, чуть ниже, подшитая к нему, ниспадающая на рукав короткая бахрома. У доктора Огоновского на погоне один черный крест в темноватом бронзовом обрамлении, у Ланкастера их два. Сложные нашивки на рукавах: два скрещенных парашюта у Ланкастера, змея, обвившая чашу у Огоновского. Под ними золотые символы. Цифры? Возможно. Два кривых меча у Огоновского, опять цифры, и – у Ланкастера, под парашютами – концентрические круги с цифрами, заключенные в золотой овал. Что это? Зачем их столько? А что значат золотые крылышки вокруг черной звезды у Огоновского, и это, что это:
Medikal flyyt legion-general
Ahter seconder commandyyr.
Неважно, что там было сверху.
Однако вторая, нижняя, часть нашивки на традиционном интере свидетельствовала: «второй командир корабля в случае необратимого поражения штатного.»
Умей даже Каннахан Уэнни читать на интере, он не смог бы понять смысл прочитанного.
Педантичные офицеры кадровой службы Флота, выписывая документы на присвоение Огоновскому генеральского чина, перенесли на рукава свежеиспеченного генерала и его прежние полковничьи полномочия, зафиксировав их, как положено, в соответствующих протоколах. Змея с чашей – хирург высшей категории. Сабли и цифра «55» – округленная сумма высадок под огнем. Крылышки и готическая вязь вокруг звезды Флота – высший офицер Флота, по чину обязанный принять на себя командование звездолетом любого ранга в случае гибели командира. Даже тогда, когда вышеозначенный офицер находится на борту в качестве пассажира. Кадровикам было просто: они всего лишь заменили flyytcolonel на legion– general , прекрасно зная – по документам, – что Андрей Огоновский имеет допуск к пилотированию кораблей класса до «тяжелый линкор-носитель» – включительно!
Ничего этого Каннахан Уэнни, конечно же, знать не мог. Знал он другое: родители его, не самые богатые служащие, отдали мальчика Хана в Государственный Флотский Корпус, где осанку вырабатывали достаточно просто: спереди под туго затянутый пояс втыкалась тяжелая и плотная портновская линейка, и кадет стоял так не менее пяти-шести часов. А сзади – тем, конечно, кто пытался искать себе отдыха – загоняли под пояс алюминиевую лыжную палку рукояткой в пятки. Каннахан Уэнни смотрел на своих собеседников и ощущал портновскую линейку под животом, хотя ничего похожего на жесткий кадетский пояс там не наблюдалось, более того: приближающаяся гроза, давно уже намекающая ему о своем скором прибытии уколами в затылке, отступила. Он понимал: этот удивительный самолет (как они пренебрежительно сказали – легкая атмосферная машина?!) – конечно же, герметичен. Но видел он и другое. Ланкастер – безусловно, не просто кадровый, а вояка, способный разметать весь выпуск его Корпуса, не вынимая из ножен меча. Хуже того – он профессор: таких мальчишка Хан видел – они ставили паруса на их учебном барке со скоростью, постыдной для кадетов. Он родился и вырос на планете с гравитацией, ощутимо превосходящей силу тяжести Трайтеллара. Невозможно даже представить, на что способны его мышцы в сочетании с силой его оружия.
Второй же, Андрей, еще хуже. Это тот самый… тот самый… сколько лет прошло? Сколько ему было лет тогда? Каннахан помнил досье. Он не кадровый. Он обычный гражданский врач, из бедной семьи, умудрившийся поступить в дорогущую медицинскую академию и закончить ее на уровне, достаточном, чтобы его мгновенно приняли в армию. Да, это был Флот. Он отслужил контракт, после чего ушел на должность колониального врача. Так говорили – и ничего большего в досье, доступном для уровня Каннахана Уэнни, не было. Сюда он пришел уже майором. Поврежденный госпитальный звездолет, нуждающийся в ремонте, чертов Ковчег Пророчества… спас планету. Факт – спас. Почему? Они что там, все такие?
Думай, мальчишка Хан, думай. Кресло мягкое и даже можно протянуть вниз руку и выбрать терморежим, но ты думай. Они не могут быть такими. Юноша из бедной семьи поступил в медицинский университет. Академию… не важно. Он пошел служить потому, что у него не было денег на карьеру. Все понятно. Дальше?.. Война – капитан стал майором. Старший офицер. Почему, в силу каких причин? Ну, допустим, у них не хватало офицеров. Потом Трайтеллар. Качай его, мальчик Хан, качай… кем он закончил войну? Полковником? Эта война была долгой. Посмотри в его глаза. Еще раз – осторожно. А…