Проза. Поэзия. Поэтика. Избранные работы
Шрифт:
Как сон воздушный, мне предстала [Жуковский, «К кн. А. Ю. Оболенской» («Итак, еще нам суждено…», 1820)]. Мелькнули вы, как привиденье [Жуковский, «К княгине А. Ю. Оболенской» («Княгиня, для чего от нас…», 1820)]. Ты ль это, милое виденье, / Мой рай, мой гений на земли? [Туманский, «Песнь любви», (1826)]; И скрылась ты прелестным привиденьем [Пушкин, «Выздоровление», (1818)]; Как сладкая мечта, как утром сон приятный… [Батюшков, «Мщение», <1815>]; Как в воздухе перо… Как в вихре тонкий прах… Как судно без руля… [Батюшков, «К другу», (1815)]; Как роз благоуханье, / Как нектар на пирах [Батюшков, «Мои пенаты»]; Как первыя любви очарованье, / Как прелесть первых юных дней, / Явилася она передо мною [Жуковский, «Привидение»]; Он поспешен, как мечтанье, / Как воздушный утра сон… / Посетил, как упованье, / Жизнь минуту озарил… [Жуковский, «Лалла
Тот же ряд анафорических «Как…» употребляется и при чьем-то исчезновении после краткого посещения:
Исчезли юные забавы, / Как сон, как утренний туман [Пушкин, <К Чедаеву>, 1818]; Исчезли радости, как в вихре слабый звук, / Как блеск зарницы полуночной [Баратынский, «Послание к барону Дельвигу», <1820>]; Исчезну я, как призрак сна, / Как искра яркая на снеге, / <…> / Как одинокая волна, / Забыта бурею на бреге [А. А. Шишков, «Другу-утешителю», <1826>].
Выражение «гений чистой красоты», как известно, позаимствовано у Жуковского, у которого оно встречается дважды: Ах, не с нами обитает Гений чистой красоты [«Лалла Рук»]. О Гений чистой красоты! [«Я Музу юную, бывало…»]. Ориентация на Жуковского ясна из черновика пушкинского К***, где находим строки: Куда ж летишь, прелестный <?> гений… Опять покинут я… [Пушкин 1937–1959: II, 955]. – Ср. чрезвычайную частоту этих мотивов (вопрошание «куда летишь», призыв помедлить, исчезновение призрака, одиночество призывающего) у старшего поэта:
К ней стремлю, забывшись, руки – / Милый призрак прочь летит… [«Жалоба», (1811)]; О Гений мой, побудь еще со мною, / Бывалый друг, отлетом не спеши; / Останься… [«К мимопролетевшему знакомому гению»]; Помедли улетать, прекрасный сын небес… [«Славянка», (1815)]; И скрылася… как не была! / Вотще продлить хотелось упоенье… [«Привидение»]; Куда полет свой устремила? / Неумолимая, постой! / <…> / Летит, молитве не внимая [«Мечты», (1812)]; Сокрылся призрак-обольститель… / Постой! но он уж улетел [«Узник к мотыльку, влетевшему в его темницу», (1813)] и др.
Вторая строфа
II (1–2). В томленьях грусти безнадежной, / В тревогах шумной суеты – Для «стиля гармонической точности» (и для Пушкина в особенности) типичны кумулятивные группы с анафорическим предлогом места («в… в…» или «средь… средь…»), выражающие различные (альтернативные или одновременные) обстоятельства жизни лирического героя:
В восторгах, в наслажденье [Жуковский, «Песня» («Когда я был любим, в восторгах, в наслажденье…», 1806)]; В пустыне, в шуме городском [Жуковский, «Песня» («Мой друг, хранитель-ангел мой…», 1808)]; Зимы жестокий хлад, палящий лета зной [Жуковский, «К Нине. Романс», (1808)]; И в шуме стана, и в мечтах / Веселых сновиденья [Жуковский, «Певец во стане русских воинов», (1812)]; В часы утрат, в часы печали тайной [Жуковский, «К мимопролетевшему знакомому гению»]; Как часто средь толпы и шумной, и беспечной… Я о тебе одной мечтал в тоске сердечной [Батюшков, «Воспоминания», <1815>]; Средь слабых дум, средь праздных нег [Туманский, «Элегия» («На грозном океане света…», <1824>)]; Я вижу в праздности, в неистовых пирах, / В безумстве гибельной свободы, / В неволе, бедности, в гоненьи<?> [и] в степях / Мои утраченные [годы] [Пушкин, «Воспоминание», (1828), черновые варианты].
Для школы «гармонической точности» характерны также генитивные трехчлены – комбинации трех имен, обычно двух существительных и одного прилагательного (чаще всего изометричные со строкой 4-стопного ямба) с нарочито обобщенными значениями, призванные обозначать сложные экзистенциальные состояния или оттенки эмоций лирического героя 65 . В них часто встречаются лексемы, представленные в данной полустрофе К*** или близкие к ним по смыслу. Ср. особенно следующие две цитаты:
65
См. Жолковский и Щеглов 1987. Типология подобных сочетаний – существительное плюс существительное в родительном падеже плюс прилагательное, согласованное с одним из этих существительных, – намечена в работе О. М. Брика «Ритм и синтаксис» (Брик 1927: 34–37).
В оковах грусти бесполезной [А. А. Бестужев-Марлинский, «К К<реницыну>», (1818)]; Порывы страсти безнадежной [Д. В. Веневитинов, «К моему перстню», <1826–1827>]. Другие примеры генитивных трехчленов: С молчаньем хладным укоризны [Пушкин, «Стансы Толстому», (1819)]; Стремленье бурных ополчений [Пушкин, «Война», (1821)]; В волненьи сладостных наград, / В восторге пылкого желанья [Пушкин, «Руслан и Людмила», (1818–1820) ]; В мятежном пламени страстей [Баратынский, «Как много ты в немного дней…», <1824–1826>]; Он гонит лени сон угрюмый [Пушкин, «Деревня», (1819)]; Забыв сердечные тревоги [Пушкин, «Гроб юноши», <1821–1822>]; Тревогу смутных дум устроить [Пушкин, «Полтава», (1828–1829) ].
В описаниях обстоятельств жизни героя – как трехчленных, так и иных – часто соседствуют «шум» и «суета», находимые и в К***; обычно они ассоциируются с «городом» и « толпой»:
Но мы забудем шум / И
II (3–4). Звучал мне долго голос нежный / И снились милые черты. – Обстоятельствами места и условий описанного выше типа часто сопровождаются дорогие зрительно-слуховые воспоминания, которые при неблагоприятных условиях или в полосы апатии (напр., в сюжете «Увядание и обновление», фаза (б)) могут служить герою утешением и поддержкой.
Везде знакомый слышим глас, / Зрим образ незабвенный [Жуковский, «Певец во стане русских воинов»]; Средь дебрей каменных, средь ужасов природы / В краях изгнанников… я счастлив был тобой [Батюшков, «Мечта»; ср. K***, IV (1)]. – Милому образу свойственно являться в ночной тиши или во сне. Он часто выражается метонимически, как «образ», «голос», «поступь», черты»: Я слышу голоса пленительного звуки / И поступь легкую в полночной тишине [А. А. Крылов, «Разлука», <1821>]; В пустыне, в шуме городском / Одной тебе внимать мечтаю. / Твой образ, забываясь сном, / С последней мыслию сливаю… Приятный звук твоих речей / Со мной во сне не расстается [Жуковский, «Мой друг, хранитель-ангел мой…»]; О милой я мечтаю и во сне [А. А. Крылов, «Разлука»].
Третья строфа
III (1–2). Шли годы. Бурь порыв мятежный / Рассеял прежние мечты, — Слова типа «шум», «бури», «мятежный» часты в воспоминаниях об исчезновении иллюзий, о закаливших душу испытаниях и о суровом переходе от юности к зрелости. Заблуждения молодости рано или поздно проходят – процесс, описываемый глаголами типа «разгонять, развевать, рассеивать(ся), разносить(ся), блекнуть»:
И разгоняешь их прелестные мечты [Плетнев, «К Вяземскому», <1822>]; Разнесся дым очарованья, / Слетел покров волшебный твой, / И ты без тайн, без упованья… [Туманский, «Элегия», («Не ведает мудрец надменный…», 1825)]; Под хладным веяньем порока / Поблекла юная мечта [В. Г. Бенедиктов, «К М – ру», <1836>; лексико-структурный изоморфизм с III (2) во втором стихе]; И бури грозный свист, и волн мятежный рев… Я буду издали глядеть на бури света [Баратынский, «Родина», <1820>]; Но в бурях жизненных развлекся я душою [Баратынский, «Признание», <1823, 1834>)]; Из жилы в жилу волны вдохновенья / Лиются тихо без мятежных бурь [Кюхельбекер, «Моей матери», (1832); цит. по: Кюхельбекер 1979: 210]; Так я средь сердца грез мятежных / Размучен бурною душой [Кюхельбекер, «Жребий поэта», (1823 или 1824)]; Ревели бури надо мной [Там же]; Жизнь непогодою мятежной, / Ты знаешь, встретила меня [Баратынский, «Переселение душ», <1826–1827>]. Испытания, «бури» могут длиться годы: Но годы долгие в разлуке протекли [Баратынский, «Признание»].