Прозрачник (сборник)
Шрифт:
Шутка была такого рода — я разнежился на утиной охоте.
Это приятно — стрелять влет уток, крякв и чирят. Страсть моя, сытая, нежилась, а телу была приятна усталость охоты. Мозг дремал.
В блеске солнца я приметил нечто округлое и большое, лежавшее на воде, среди камышей. Гусь?.. Подстрелю! (Голова моя была полна птицами.) Но поднялся из воды плеозавр — шея словно колонна!
Если бы охотники каменели от испуга, записок моих не было. Я думаю, у прапрадеда, бившего слонов из ружья калибра 600, было немало возможностей окаменеть и быть растоптанным.
Он убегал.
Я не сразу понял, что произошло и отчего я полетел кувырком, а затем побежал. И лишь около дома увидел — оторвана пола охотничьей куртки, кожа висела треугольными лоскутами. Понял — ящер меня чуть-чуть не поймал. По-видимому, хватая, он так неловко ударил меня носом, что придал мне ускорение.
Ящер на болоте? Вот это дичь!
Я схватил ракетное ружье и примчался обратно. Но либо спутал место, либо чудище исчезло.
Я просидел весь вечер на болоте, ожидая явления зверя, и не дождался его.
А такой случай: погнавшийся за мной кабан-бородавочник вдруг стал черным носорогом, полным желания растоптать меня. И снова я принимал все как чудо… опасное чудо, сотворенное моим предком и Первичным Илом.
Предок… Он любил пошутить. Пшеницы, бродящие повсюду, выведены им еще в юности. Мы их только совершенствовали.
Убитые птицы падали. Я не брал их — так быстро они становились слизистыми комками. Я даже старался не думать, откуда явилась ко мне собака, о которой я мечтал, черный пойнтер высокой крови.
Но он встал передо мной на стойке по бекасу. Замер. И блестяще отработал его.
Не знаю, где ночевала, что ела собака-фантом. По утрам она встречала меня и вечером провожала в дом помахиваньем хвоста.
Она походила на черного пойнтера моего отца. И если бы я сам не хоронил Цезаря, то думал бы, что это он. Когда же я стал охотиться в лесу, явилась шумливая стая такс, фокстерьеров и гончих.
Иногда я подглядывал за ними. Глядел долго. И смутно мне было, а в душе поднималась тяжелая, как ящер, злоба.
Я смотрел… и ненавидел это, мне абсолютно непонятное. И хотелось ударить его, обидеть, чтобы и Оно, Непонятное, чувствовало и знало меня.
В последнюю Великую Земную Войну один мой предок попал в плен. Он бежал и сражался в чужих землях с той же странной и непонятной силой — фашизмом, — с которым воевала моя страна.
Но кончилась война. И предок вернулся.
Почему-то пришлось ему возвращаться на родину медленным кружным путем. Я думаю, потянула его таким путем охота.
Он, добывая ею средства к жизни (древние были времена!), побывал в разных странах. Семейная легенда донесла, что был он ловцом кайманов в Бразилии, охотился с сетями за ящерами острова Комодо, ловил рыбу-латимерию для музеев и добывал тропических рыбок, которых в те времена принуждения многие держали в аквариумах.
Я делал то же самое. В лодке моей лежали приспособления. Фонарь, чтобы высветить глаза таящихся в воде кайманов, сачок для рыбок: аквариум занимал половину станции.
Я перестал бояться здешней ночи.
Лодку мою по воде гнал робот-гном (другому полагалось защищать меня).
Робот ловко работал веслом. Я же опускал руку в воду, теплую и густую. Не верилось, что под нами всего несколько сантиметров глубины. Часто с каким-то вызовом я опускал весло и не доставал дна. Было ощущение, что некая упругая сила сгибает весло.
Но блеснули огни глаз каймана! Я давал знак роботу и готовился к прыжку в воду. И мне было уже все равно, ухвачу я каймана длиной в полтора метра или ящера в пятнадцать.
Кстати, о ящерах… Неужели родовая память хранит их в себе?.. Разве мы, Коновы, были их современниками?.. Или где-то ящеры еще долго жили после общего их вымирания на Земле.
…Днем я нырял в море (акваланг делал сам). Плавал с гарпунным ружьем. Иногда акула выгоняла меня из воды. Я отталкивал ее стволом, так и не рискнув подпустить к себе.
Но долго я не решался охотиться за китами, очень долго. На тигра хаживал, слонов бил, а китов не трогал.
И был счастлив. Если бы мне сказали: «Конов! Умри мучительной смертью путем медленного сжигания, и ты попадешь в такой рай», я бы завопил: «Жгите!»
Чудное житье! Охота утром, днем, в снах. Нескончаемая охота: были снова львы, желтого цвета великаны (черногривых я больше не видел), ходили туры, быки южнорусских степей.
Всякое было. Однажды что-то щелкнуло в незримом механизме, и на меня кинулся муравей ростом с большую собаку, тарантул гнался за мной, огромный.
Не забыть мне мерцание его глаз!
…Несколько недель подряд планета производила муравьев. Робот, облетев планету, показал ее всю, покрытую насекомыми — громадными муравьями и термитами, потом странной помесью их. И вдруг мне померещилось лицо Изобретателя — покатый лоб, усмешливые глаза, редкая бородка.
Я мог бы охотиться на китов современным методом. Так и подмывало употребить самонаводящуюся торпеду или ракетный гарпун. Я даже сделал механизм и взорвал медлительно проплывающую акулу. Белую, полярную.
Это было эффектно и громко. Я смоделировал все стадии охоты на кита с торпедой и… отложил ее. Мне хотелось плыть самому, в лодке. Гномы вполне могли выйти на охоту со мной. Они и будут гребцы.
Но где счастливые перемигивания? Общий вздох ужаса, когда кит рядом и, бесконечный, скользит мимо лодки?.. Нет, охота на кита не для одного человека. Нужны люди. Где остальные Коновы? Почему не летят сюда? Чего ждут?
И, приготовив все для охоты, я отказался от нее. Отчего меня схватила тоска. Лютая.