Прозрение. Том 2
Шрифт:
— Странно, — нахмурился я. — Вроде в душ ходил. Вот зараза въедливая! — Мне казалось, что я и отмылся, и зубы почистил, и выпил какую-то антипохмельную дрянь.
— Волосы, — улыбнулся навигатор. — Они запах долго потом сохраняют. Значит, они тебя приняли?
История двадцать пятая. «Заноза с глазами цвета алайской бирюзы»
Суэ, территория Содружества
Имперская боевая шлюпка, из тех, что чаще называют «двойками», кружилась над вымощенной светлым гранитом площадью
Городок был безымянным. Обычное родовое поместье, обросшее со временем городскими структурами. Административные, медицинские, культурные, детские учреждения строились постепенно, с любовью, не нарушая уюта и роскоши полудикой речной долины.
Площадь утопала в зелени, лишь один из её углов был отмечен бело-розовой свечкой городской ратуши.
На высоком крыльце ратуши стояли трое. Седая статная женщина в лёгком струящемся платье и двое мужчин. Один был в белом, другой в чёрном костюме. Как два шахматных офицера, угрожающих королеве, они безмолвно высились рядом c женщиной, не пытаясь предложить ей опереться на руку или уйти пока от греха.
Шлюпка была такая маленькая. И такая опасная для мирной планеты. Уже своим реактором антивещества, способным наделать больше бед, чем вся её световая ударная мощь.
Только трое встречающих решились выйти на крыльцо: сестра матери неудачливого наследника дома Аметиста, Эберхарда Имэ, юрист, присланный сыном эрцога Локьё, Энреком Лоо, и юрист семьи Имэ.
В обширном холле ратуши, выглядывая в проём распахнутых двустворчатых дверей толпились те, кто был трусливей и ниже рангом — племянники, приживалки и прочая мелкая многочисленная родня матери Эберхарда, успевшей покинуть мир до позора, случившегося с сыном.
Рядом с крыльцом висели на всякий случай два полицейских катера. Полицейские знали, что разрешение на посадку получено, но обтекаемое космическое судно, бликующее коконами индукторов домагнитного напряжения, вызывало даже у хорошо вооружённых людей древний животный ужас.
Суэ лежала в ладонях Вселенной слишком далеко от войны. Здесь казалась неизлечимой даже нечаянная боль.
Шлюпка погасила скорость и снизилась, зависнув в полуметре от нагретых солнцем плит. Контуры домагнитного щита вспыхнули и опали. Сухо щёлкнул охлаждающийся хемопластик обшивки, иногда трескающийся от перепадов температур, способных, впрочем, порвать металл.
С шипением провернулся шлюз, расслоился и обнажил чёрное нутро выхода.
Одинокая фигурка в текучем компрессионном костюме неловко спрыгнула вниз, и гранит удовлетворённо вздохнул.
Люди, толпившиеся у дверей, в испуге отпрянули в холл, только трое так и остались стоять. Фигурка тоже застыла, не пытаясь приблизиться к родичам.
Шлюпка снова окуталась дымкой силовых линий, заблестела побежалостью щитов и уверенно, словно её потянули за нитку, заскользила вверх.
Фигурка не двигалась. Она ждала ещё чего-то опасного и важного, и это мешало ей броситься под ненадёжную защиту каменных стен.
Но больше ничего не случилось. Шлюпка заложила прощальный
Одинокий пассажир долго разглядывал облака, пока полицейский не проорал на всю площадь, что спутники зафиксировали выход чужого судна из жизненного пространства Суэ.
Тогда пассажир вздохнул и зашагал к ратуше, откуда ему навстречу уже бежала седая женщина, путаясь в длинном шелковом платье.
Открытый космос, «Персефона»
«Как-то хреново они его приняли, — отсигналил мне Рос. По запаздыванию сигнала я определил, что он всё ещё в районе Суэ. — Стрельбы, что ли, боялись?»
«А ведь боялись», — подумал я, разглядывая видео с места высадки Эберхарда, присланное мне лейтенантом.
И пацан боялся. Я ведь даже не дал ему попрощаться с Дереном, не сказал, куда и зачем везут.
Понятно, что мы торопились. До меня и так с большим опозданием допилило, что у Эберхарда возникли бы слишком большие проблемы, если бы «Персефона» сгинула на полигоне, и я не смог бы отвезти его на родину.
Как только Энрек стукнул, что документы готовы, а его юрист вылетел на Суэ, я тут же вызвал Роса. И уже когда отправил его, вспомнил, что можно было послать Дерена, с ним наследнику было бы покомфортней.
С другой стороны, Рос мне был пока не очень-то нужен, а Дерена я прикрепил к разведчикам. Я не люблю чужаков, а Вальтер достаточно чуток, чтобы без допросов и слежки присмотреться и присмотреть.
А вот Рос мог кое-чего выведать у эйнитов. Что там за настроения? Сердится ли Проводящая за выходку молодёжи, оккупировавшей гостевые каюты «Персефоны»?
Ещё мне очень хотелось бы знать, отдала бы Айяна наследника давно облизывающемуся на него Энреку, если бы мы не вернулись?
Рука зачесалась под монетой. Может, всё-таки нужно было пришить её прямо к коже? Или она напомнила мне сейчас не о Дьюпе, а о мальчишке?
Бледная физиономия Эберхарда так и встала перед глазами. Я помнил его и в дэле — измученного животным ужасом, насылаемым ворлоками, и на алайском крейсере, едва живого и одурманенного наркотиками.
Чего я привязался к мальчишке со своими претензиями?
Ему семнадцать лет. Другой бы десять раз сдох. Почему его лицо до сих пор цепляет меня недовыплеснутым раздражением и недосказанными словами?
Ни разу не поговорили, как люди? Но должен ли он мне что-то, как человек, а не как марионетка в игре?
Ну, спасли. Ну, как-то протащили через пенитенциарную систему Содружества. Что было недёшево, но Энрек был рад рассчитаться со мной таким вот манером.
Это не помешало бы ему использовать наследника после моей гибели любым другим способом. Ведь долг выплачен, верно?
Но раз уж я жив — то мальчишку Кот не получит. И никто не получит. Ни почему. Ну, или потому, что не дело калечить во взрослых играх детей.
Так почему же между нами висит недосказанное?
Всё что можно, я для Эберхарда сделал. Осталось разве что помолиться за него. Но этого я не умею, это пусть они сами…