Прозябая на клочке земли
Шрифт:
— Компенсация, — сказал он. — От Дядюшки Сэма.
— А-а. — Она вспомнила о своей собственной работе в вашингтонских военных госпиталях. — Ты был в армии?
— Да, — кивнул он. — Получил ранение на Филиппинах. — Он бросил на нее взгляд и сказал: — Мы дрались с япошками, меня схватили с группой партизан и увезли на подводной лодке.
— Куда тебя ранило?
— В ногу, — сказал он. — Японский пулеметчик прострелил кость навылет. Но я убил его — филиппинским метательным ножом.
Роджер снова взглянул на нее, и Вирджиния поняла, что это выдумки.
— Врешь, — сказала она.
— Нет, правда. У меня там серебряная пластина.
— Покажи.
— Она
— Я работаю с ранеными военными, — не поверила Вирджиния. — Ты не смог бы так хорошо ходить.
Роджер хотел было возразить, но передумал. В нем появилось что-то лукавое, грубовато-проказливое, и она невольно попала под его обаяние. Но он не признавался, что соврал: только кивал головой.
— Мне нужно заправиться, — сказал он, когда они въехали в деловой район.
Не произнеся больше ни слова, он свернул с улицы и пронесся мимо насосов автозаправочной станции «Тексако», затем сдал задним ходом к эстакаде для заправки смазкой и выключил двигатель. Неожиданно, не покидая машины, он вдруг разговорился — торопливо, сбивчиво и нервно:
— Был у нас молочник, и мы иногда прикрепляли на крыльце записку, ну, кнопкой к двери прикалывали, чтобы он не оставлял нам в этот день молока. Как-то раз я выглянул в окно и увидел, что он на крыльцо не поднимается: раз висит записка, он просто дает газу и отъезжает, чтоб время зря не терять. И я стал писать разное. Напишу, например: «Оставьте четыре галлона сливок, шесть фунтов масла и шесть пинт молока», вывешу такую записку, а он выглянет из окна своего грузовика — и газу. А в один прекрасный день приехал новый молочник, поднялся на крыльцо, прочитал записку, ну и выгрузил все это дело. Масла, сливок и молока на двадцать долларов. И еще кварту апельсинового сока.
Роджер замолчал.
— Когда это было? — спросила она. — Когда ты был маленький?
— Да, — ответил он.
И опять Вирджиния почувствовала, что он увиливает. Ведь даже в ее детстве — а она была моложе его — молоко развозили на лошадях. Она помнила, как цокали копыта на рассвете, когда все еще спали. Но, может быть, в другом городе было по-другому, предположила она.
— Кажется, Дора говорила как-то, что ты женат.
— Господь с тобой! — казалось, ужаснулся он.
К ним, вытирая руки тряпкой, подошел служащий заправки в коричневой форме.
— Вам помочь?
— Будьте добры, можно на пару секунд воспользоваться вашим гидравлическим домкратом? — попросил Роджер.
— Зачем?
— Потому что моим бамперным домкратом весь этот груз — да еще на багажнике — не поднять. — Теперь его голос звучал подобострастно, унизительно угодливо — такого ей не приходилось слышать никогда. — Ну пожалуйста, будьте хорошим парнем.
Служащий пожал плечами и отошел. Роджер тут же выскочил из машины и помчался за гидравлическим домкратом, который успел заметить ранее. Вскоре он вернулся, таща его за собой.
— Хочу поставить запасную шину на заднее левое, — пояснил он Вирджинии. — Всего пару секунд, ладно?
Домкрат скрылся под автомобилем. Она открыла дверь и ступила на тротуар.
Стоя на четвереньках, он подталкивал домкрат под заднюю ось. У Вирджинии возникла странная уверенность в том, что, как бы глупо это ни казалось, он проделывает все это специально для нее, а не потому, что ему действительно нужно заменить шину. Таким косвенным образом он хотел что-то донести до нее.
Может быть, он так демонстрирует свое мастерство, подумала она. И хотя Вирджиния не очень в этом разбиралась, даже для нее было очевидно, что у Роджера не очень хорошо
Роджер тем не менее не терял бодрого расположения духа. Он орудовал гаечным ключом и бросал на землю рядом с собой одну за другой гайки, болты и что-то еще. Колесо, наконец, отвалилось. Он прислонил его к крылу и поднял запасную шину, чтобы поставить ее. Сгорбившись над своими худыми коленями, потея и кряхтя, он бился, пока работник не пришел все-таки ему на подмогу. Когда первый болт был прикручен, работник удалился, и Роджер закончил работу сам. Радостно повернувшись к ней, он спросил:
— Как ты считаешь, доеду я до Калифорнии?
— Думаю, доедешь, — ответила она.
Он поблагодарил работника — уж слишком расшаркивается, подумала она, — и вскоре они снова были в пути. Роджер рассказывал какую-то длинную историю, случившуюся с ним и Ирвом в тридцатые годы, но она не слушала, а размышляла, пока вдруг не поняла: заменой шины он хотел показать ей, что не способен добраться до Калифорнии, что его на это не хватит. Может быть, он даже сам не осознавал этого.
Вместе с этой мыслью на Вирджинию волной накатило новое чувство, что-то похожее на нежность. Теперь ей стало ясно, что из него можно лепить все, что угодно. Сидя за рулем собственного автомобиля, он ждал указаний от нее: на самом деле он вез ее не в парк Рок-Крик. У него не было никакой конкретной идеи, никакого плана, только желание быть с ней. И так он ехал, поворачивал, ждал перед светофорами, непрестанно болтая, но так ничего и не сказав по сути. А ведь он скрывает все хоть сколько-нибудь важное о себе, подумала она. Задавать ему прямые вопросы бесполезно, потому что в ответ она услышит выдумки, небылицы, как про его подвиги на Тихом океане. Но он делал это не для того, чтобы произвести на нее впечатление, он не хвастался, а просто заполнял паузы.
В целом она нашла его милым. Ну и пусть несет околесицу. Ее от этого не убудет.
— У тебя есть знакомые в Калифорнии? — спросила она.
— Есть, — ответил он. — У меня полно приятелей на Побережье, в районе Лос-Анджелеса. Там сейчас все развивается, можно хорошо заработать.
— Ты там бывал?
— Ну конечно.
— А я ни разу.
— Я отвезу тебя.
Она ничего не ответила. А он не стал повторять. Но после этого она вдруг снова почувствовала то же, что и при первой встрече с ним, когда обнаружила, что он выпил вино, принесенное ею на вечеринку.
— Тебе стоило бы повидать кого-нибудь из этих воевавших, — сказала она, дрожа от какого-то смутного внутреннего возмущения; ее почти трясло. — Страшные ожоги, раны. Их заново нужно учить двигать ногами и руками, как детей, им все нужно начинать с нуля. Те, кто там не побывал, просто не понимают, как это ужасно. И они поступают каждый день, их толпами привозят с разных тихоокеанских островов. Люди смотрят кинохронику, а там показывают только, как пушки стреляют да высаживаются войска. Никто не видит всей этой жути, каково это на самом деле. Кажется, что это увлекательно, как рассказы о приключениях. Как то, о чем пишут в журналах. Материалы тщательно отбираются.