Прозябая на клочке земли
Шрифт:
— Скоро должны открыть Второй фронт, — сказала Вирджиния.
— Думаешь, это произойдет? Думаешь, русские продержатся? Конечно, мы им столько по ленд-лизу даем. Но меня удивляет, что их так надолго хватило.
С самого начала она была уверена, что русские сдадутся. Включая радио, она и сейчас ожидала услышать, что они подписали с немцами договор.
— Ты со мной не согласишься, — сказала Вирджиния, — но я считаю, что война — это благо, потому что она несет с собой перемены. Когда она закончится, мир станет намного лучше, и это компенсирует все военные потери.
Мать тяжело вздохнула.
— Перемены —
— Насмотрелась я на перемены. — В 1932 году она голосовала за Гувера. Первые месяцы президентства Рузвельта привели ее в ужас. В это время у нее умер муж, и два события смешались у нее в сознании: смерть и утрата, и резкое изменение сложившегося порядка — повсюду эмблемы NRA [9] , на улицах — плакаты WPA. — Вот доживешь до моего возраста — увидишь.
— Неужели тебе неважно, что будет с нами через год? Почему тебе это неважно? Это же здорово — так и должно быть.
9
NRА — Национальная администрация восстановления (НАВ), одно из наиболее важных федеральных ведомств периода «Нового курса», созданное по Закону о восстановлении национальной промышленности (NIRA) в 1933 г. для контроля за проведением в жизнь «кодексов честной конкуренции».
Миссис Уотсон кольнуло сильное подозрение, кое-что открылось ей с поразительной ясностью, и она спросила:
— Какой он, этот парень?
— Какой парень?
— Который собирается заехать к тебе. Который передумал ехать в Калифорнию.
Вирджиния улыбнулась:
— А-а.
Но не ответила.
— Что за инвалидность у него? — Миссис Уотсон до смерти боялась калек, она запрещала Вирджинии рассказывать о пациентах в больнице. — Он ведь не слепой?
Ничего хуже она не могла себе представить — страшнее была только смерть.
— Кажется, какое-то растяжение спины. Смещение позвонка.
— Сколько ему лет?
— Тридцать примерно.
— Тридцать!
Это было не лучше, чем увечье. Она представила себе Вирджинию с лысеющим мужчиной средних лет в подтяжках.
— Господи! — выдохнула миссис Уотсон.
Она вспомнила, как однажды дочь не на шутку перепугала ее. Это случилось, когда они жили недалеко от Плампойнта, в лачуге на Чесапикском заливе. Детвора носилась по пляжу и собирала бутылки из-под кока-колы, оставленные купальщиками. Бутылки продавались по два цента за штуку, и на вырученные деньги целые толпы детей мчались в парк с аттракционами в Беверли-Биче. Как-то раз после обеда за деньги, полученные от продажи бутылок, Вирджиния наняла какого-то типа покатать ее по заливу на лодке, которая оказалась протекающей посудиной, покрытой раковинами усоногих рачков и насквозь пропахшей водорослями. Почти час лодка качалась на волнах, а миссис Уотсон и ее мужу оставалось лишь в бессильной ярости наблюдать за происходящим, пока, наконец, не истекло купленное на пятьдесят центов время и гребец не причалил к берегу.
— Ну, может, тридцати ему нет, — сказала Вирджиния. — Но он старше меня. — Она
— А что ему нужно? — спросила миссис Уотсон. — Ну, в женщине.
— По-моему, ему ничего не нужно. — Помолчав, она добавила: — Ну, разве что поговорить. А так, хочет стать инженером-электронщиком после войны.
— Когда ты меня с ним познакомишь?
Снова улыбнувшись, Вирджиния сказала:
— Никогда.
— Я хочу, чтобы ты меня с ним познакомила, — миссис Уотсон сама удивилась резкости своего тона.
— Думаю, он уехал в Калифорнию.
— Ничего подобного ты не думаешь. Приведи его, познакомь нас. Или ты не хочешь, чтоб я его видела?
— В этом нет никакого смысла.
— Есть, — настаивала миссис Уотсон. — Мне очень хотелось бы. У него есть машина? Пусть привезет тебя. Как насчет следующих выходных? — Ей просто необходимо было увидеть его у себя, прежде чем что-то произойдет. Сначала пусть приедет сюда. — Конечно, это твоя жизнь, — сказала она. — Ты это понимаешь, и я тоже.
Вирджиния засмеялась.
— Разве не так? — настаивала мать. — Разве это не твоя собственная жизнь?
— Моя, — кивнула Вирджиния.
— Не пытайся переложить ответственность на меня. Тебе самой решать. Ты работаешь, ты взрослый человек, самостоятельный.
— Да, — спокойно согласилась Вирджиния.
В два часа дня Вирджиния отправилась домой, и мать проводила ее до самой автобусной остановки. Когда она вернулась в дом, звонил телефон.
Голос в трубке спросил:
— Вирджиния у вас?
— Нет, — ответила запыхавшаяся миссис Уотсон. Она узнала Пенни, девушку, с которой Вирджиния снимала комнату. — Она уже ушла, только что.
Входная дверь в конце коридора осталась открытой. Мимо проходил юный разносчик со свернутой кипой газет. Она заглянул, поколебался и метнул газету на крыльцо.
— Тут к ней пришли, — сказала Пенни. — Наверно, она скоро приедет, раз уже ушла.
— А кто пришел? — пожелала знать миссис Уотсон. — Не тот, что в Калифорнию собирался? Спроси у него.
— Да, это он, — ответила Пенни. — Он не поехал.
— Скажи ему, что я хочу поговорить с ним. Пусть подойдет к телефону. Ты знаешь, как его зовут?
— Его зовут Роджер, фамилию не знаю, — сказала Пенни. — Минутку, миссис Уотсон.
Затем надолго воцарилась тишина, и она вслушивалась в нее, вдавив трубку в ухо. Где-то далеко кто-то двигался и что-то бубнил: до нее доносился мужской голос и голос Пенни, потом послышались шаги и резкий скрип в трубке.
— Алло, — сказала миссис Уотсон.
— Алло, — приглушенным голосом ответил мужчина.
— Я мать Вирджинии, — представилась она. — Это вы собирались в Калифорнию? Не поехали, да? Значит, вы еще какое-то время тут побудете, правда? — Она подождала, затаив дыхание, но он ничего не сказал. — Я велела Вирджинии привезти вас ко мне на ужин, — сообщила она. — Так что я вас жду. В следующие выходные. Сможете приехать? Ее сможете подвезти? У вас ведь есть машина?
В трубке что-то зашуршало. Наконец он ответил все тем же приглушенным голосом: