Прусский террор
Шрифт:
— На этом наброске, — отозвался Бенедикт, — изображен не скажу, что мой первый выстрел, но мой первый удар ножом в Чандернагоре.
— Как это ваш первый удар ножом? Но это же тигр.
— Тигрица, посмотрите на детенышей.
— И вы убили ее ударом ножа?
— Да, принц.
— Вы слышите, Андерсон, ударом ножа!
— Превосходно слышу, и это меня вовсе не удивляет. Что меня, пожалуй, удивляет, так то, что господину Бенедикту не, пришло в голову задушить ее руками. Но, возможно, — прибавил он, рассмеявшись, — как и для занятия боксом, он надевает перчатки, когда отправляется
— Как же это было, господин Бенедикт?
— Да самым обыкновенным образом, принц.
— Расскажите нам об этом случае.
— Но, по правде говоря, я боюсь нас утомить, принц.
— О нет, нет, послушаем нашу историю!
— Желаете услышать?
— Прошу нас.
— Подчиняюсь нашему высочеству. В Чандернагоре я пробыл уже дна дня, когда услышал о том, что готовится большая охота на леном берегу Хугли. Там тигрица родила детенышей в зарослях джунглей, примерно в двух километрах от жилища богатого голландского фермера, у которого она утащила двух лошадей и задушила негра. Французские офицеры решили устроить облаву и освободить окрестности от этого чудовища, наводившего страх на местных жителей. Я заявил моему хозяину о своем желании принять участие в экспедиции. Он сказал мне, что следует обратиться к старому французскому капитану, имевшему право верховодить в такого рода мероприятиях; его называли только по прозвищу «капитан Тигр», данному ему из-за неслыханного количества убитых им этих животных. Пятьдесят, может быть, шестьдесят…
— Я знал его, — сказал полковник Андерсон, — у него был выбит один глаз и содрана когтями тигра половина лица.
— Именно так. Теперь мне не придется рассказывать об его внешности, ваше высочество, — продолжал Бенедикт и, перевернув два листа альбома, добавил: — Впрочем, вот же он.
— Но это вовсе не наброски, — сказал Каульбах.
— Итак, я пошел к нему, он принял меня чудесным образом, спросил, охотился ли я когда-нибудь на хищных животных. И я ответил ему правдой: «Никогда!»
«Но в случае, — спросил он, — если вы окажетесь один на один с тигром или пантерой, сможете ли вы поручиться за себя?»
«Надеюсь», — ответил я.
«Впрочем, вы ведь совершеннолетний, так ведь?»
«Вот уже год».
«Тогда это ваше дело».
Для успокоения совести у капитана Тигра была привычка задавать такой вопрос.
На следующий день мы отправились в путь. На плече у меня висел карабин с разрывными пулями, еще у меня был револьвер и черкесский кинжал у пояса. Нам достали великолепных лошадей в Чандернагоре.
Чтобы избежать сильной дневной жары, мы отъехали в пять часов вечера и должны были к восьми-девяти часам прибыть на плантацию. Мы переправились через реку Хугли в самом Чандернагоре и поехали по левому берегу на расстоянии ста пятидесяти или двухсот шагов от нес. Восхитительная своей живописностью дорога затенялась великолепными деревьями — то были: банановые пальмы, латании, мимозы, тюльпанные деревья и равеналы, эти гиганты тропиков, которые качают в чистейшем небесном эфире украшенными султаном верхушками и сходятся пологом над проходящими караванами. Словно лианы, вдоль их стволов бегут разнообразные
Время от времени птица, которую можно было бы принять за летающий цветок, пролетала мимо нас, издавая радостный, испуганный или насмешливый крик, а в это время какая-нибудь лошадь артачилась, опасаясь наступить на ужа, поднявшего посреди дороги голову. Все это жило своей растительной и животной жизнью, такой могучей в Индии, где тростник, оставаясь именно тростником, достигает размеров тополя, где за десяток лет одно фиговое дерево, предоставленное самому себе, разрастается целым лесом баобабов, в котором летают павлины, живут стаи обезьян, водятся тигры и встречаются змеиные норы.
Мы пришли на плантацию, как и предполагалось, между девятью и десятью часами, но господина Форстера, его жены и детей не было дома: накануне они уехали в город — настолько был велик ужас, который им внушила тигрица.
Нас принимали как освободителей. Господин Форстер оставил приказ, чтобы весь его дом целиком был предоставлен в наше распоряжение. Нам был подан гомерический ужин с лучшими винами Франции.
Мы призвали негров, но те мало чего нам рассказали. С тех пор как тигрица сожрала одного их соплеменника, невозможно было более заставить остальных выйти из дома.
Они сказали нам, однако, что если мы пожелали бы пройти шагов пятьдесят от дома, то, возможно, уже услышали бы рыки зверя.
Мы вышли с ружьями в руках; это был как раз час, когда хищники обычно бродят вокруг плантаций.
Наша тигрица была занята охотой. Было слышно, как она рычала, но это происходило в направлении, противоположном тому, где, как мы знали, находились ее детеныши.
Тут нам мог представиться случай ее повстречать; впрочем, ночь делала эту встречу маловероятной. Мы вернулись в дом и приказали разбудить нас под утро, к трем часам.
К счастью, мы привели своих негров. Негры с плантации отказались нам помочь. Все, что они могли сделать, это подняться с капитаном Тигром на крышу дома и указать, где примерно находилась тигрица.
Капитан спустился вниз. Джунгли тянулись на небольшом протяжении и были окружены плантациями, за исключением той стороны, где высились горы.
Всего нас было восемь стрелков. С нами была дюжина негров и дюжина собак: шесть собак английских, шесть — африканских борзых.
В джунгли невозможно въезжать верхом: заросли там слишком густые. С этим следовало примириться. Мы вопили в джунгли пешими, и с каждым из нас были негр и собака.
Негр шел передо мной, собака — перед негром, но, как только послышался первый лай, моя собака кинулась вперед и исчезла.
Мы шли по узеньким тропкам, проложенным в чащах джунглей дикими зверями; негр раздвигал стебли и предупреждал, если замечал при этом змею.
Вдруг стало слышно, как все наши собаки начали лаять где-то в одном и том же месте.
Это место оказалось от меня не более чем в двадцати шагах.
Я понял, что именно мне была уготована честь сразить тигрицу.
Привычный к такого рода охоте, негр наклонился к моему уху и сказал: